Описание: Короткая история одной проститутки глазами другой.
Публикация на других ресурсах: Да кому это надо?
Примечания автора: Пф-ф, Боже, подобные фф, кажись, не моё
читать дальшеНа землю плавно спускались сумерки. Молодой месяц, словно златовласый мальчишка, нерешительно выглядывал из-за багровых облаков, приободряемый маленькими звёздочками, тускло мерцающими пока ещё на светлом и ярком небе. Прохладный ветерок приближающейся летней ночи шаловливо гулял по улице, забираясь в щели и окна, принося с собой бодрящую свежесть нового времени суток.
Из окон стали выглядывать растрёпанные женщины, сонно потирая глаза и начиная готовиться к долгой рабочей ночи, в течение которой нужно выглядеть чуть ли не безупречно. Из приоткрытых форточек тянулись извивающиеся струйки табачного дыма – это на других этажах проснулись мужчины. Ещё часа пол, и в каждом доме будет слышен топот женских ножек, грубая мужская ругань и недовольное причитание тех, кто только собирается ложиться спать.
Жизнь так сложилась, что с детства, начиная чуть ли не с самого рождения, и до этого дня я живу в одном доме, в одном районе. Если быть точнее, то на одной улице, дальше которой я и остальные жители были разве что в мечтах.
Хотя нельзя сказать, что я сильно стремился вырваться на свободу. Заложником, как таковым, я не был. Меня не держали на цепи или на чём-то подобном, было свободное перемещение и общение. Жизнь как жизнь. Просто с того момента, как я начал понимать, что мне говорят, мой мир ограничили определённой территорией, где есть, в принципе, всё, что нужно для мирного существования путан, или куртизанок, или девушек лёгкого поведения, или, если говорить совсем простонародно, шлюх, чьи умения и возможности ограничиваются разве что физиологией и фантазией клиентов.
Конечно, не только для них созданы различные удобства, вроде маленькой почты, магазинчиков с какими-нибудь привозными вкусностями и дешёвыми побрякушками, поднимающими настроение, одного здания, где чинят одежду, обувь и продают вещи для рукоделия, чтобы можно было с пользой провести время, и ещё несколькими подобными местами, благодаря которым каждый здесь может создать себе иллюзию мирного и совершенно обычного квартала, где просто много знакомых.
Вместе с основными работниками скромно прозванной улицы любви и утех, здесь также живут и те, кто непосредственно клиентов не удовлетворяют. Повара, уборщики, охранники, курьеры, врачи и т.д. Без их ежедневного и упорного труда огромная система публичных домов, которые вроде не должны существовать, потеряла бы свой статус и стала бы хаотичным сборищем грязных домиков, в которых потные, инфицированные женщины и мужчины удовлетворяют не пойми кого и за сущие копейки, теряя всякое уважение к самим себе.
Да, публичные дома – это не то место работы, которым можно гордиться. Только намного проще быть частью этого пошлого мира, когда тебя лечат, защищают, кормят, одевают, дают кров – и всё это на том уровне, когда единственное, что вызывает сильное омерзение, это сам факт того, чем здесь занимаются. Но и с этим спустя какое-то время легко примиряются, относясь уже как к самой обыденной вещи.
Когда люди сюда приходят, они видят отлаженную систему, у которой есть свои договоры, правила и принципы. И отражение этой системы – многоэтажные дома, освещённые множеством фонариков с мягким светом, чистые улицы, по которым бегают мальчишки-курьеры, приветливо улыбаясь встречным знакомым, хмуро стоящие охранники, которые мужественно терпят шутки путан, зазывающих клиентов, и готовы в любой момент выпроводить очередного извращенца без всякой морали и порядочности.
Конечно, сложно назвать извращенцев порядочными, но и мера должна быть. Пусть к нам заходят любители избить очередную шлюху, получая эгоистичное удовольствие, но они должны придерживаться правил. И в принципе, они элементарные: не убить, использовать защиту, если есть в этом нужда, подтвердить, что нет болезней и т.д. Если после оплаченной ночи все живы, здоровы и нет претензий, то значит, что правила соблюдены. Таких людей пускают и обслуживают.
А вот мужчин, похожих на бездомных, с послужным списком болезней, которые не только находятся внутри организма, но и на теле, находят свои проявления, мягко пытаются выпроводить. Уже более грубо, если подобный клиент начинает дерзить. Поводов заставить человека забыть сюда дорогу много. Здесь работают мужчины и женщины, дарящие любовь на одну ночь. Но каждый житель этой улицы – человек и заслуживает нормального отношения для улицы, полной публичных домов, конкурирующих и одновременно работающих друг с другом.
Разумеется, жизнь здесь не такая мирная и радужная, как могло показаться с моих слов. Взрослых продают за долги, детей за ненадобностью. Все они испытывают унижение, отдаваясь каждый раз новому клиенту, становясь тупыми болванчиками, раздвигающими ноги уже по привычке. Я тесно соприкасаюсь с этим миром, неизвестным добропорядочным мамочкам и их сопливым детишкам, но я хочу продолжать заставлять себя забывать о всей грязи, что здесь творится. Мне это удаётся легко, ведь, как я уже говорил, на этой улице живу с самого детства. Всё, что здесь происходит, – привычное для меня дело, и только чудо позволило сохранить человечность.
И это чудо – мой отец, который назначил за меня такую же высокую цену, что и за самого себя. На этой улице есть одно всем известное правило: все, кто живёт и работает здесь, кроме работников, поддерживающих порядок и маленькую инфраструктуру, продаются. Названные ранее повара, уборщики, доктора, курьеры и остальные люди подобных профессий, если сами того не хотят, не занимаются сексом за деньги. Их практически и не замечают. Они как живое окружение. Маленькие шурупчики механизма, которые обладают большими правами, нежели живой товар.
Остальные здесь – это различный ассортимент на любой вкус и цену. И в этот список входят и хозяева публичных домов, и их помощники, и их дети. Просто за них стоит такая цена, что проще устроить жестокую, грязную оргию посреди улицы с участием более половины путан этой улицы. И то, это выйдет дешевле.
Мой отец – один из них. Он был продан своими родителями в возрасте пятнадцати лет, и до совершеннолетия его готовили к тому, что всю свою оставшуюся жизнь он будет подставлять зад похотливым мужикам и удовлетворять одиноких женщин. Время шло, и он, пережив несколько попыток самоубийства, как-то смирился с такой жизнью. Возможно, что-то в нём сломалось, возможно, это результат работы психолога, закреплённого за нашим публичным домом. И он просто жил. Жил и работал как неплохая шлюха, поднимая себе цену и передвигаясь по статусной лестнице. Чем больше ты трудишься, тем больше шанс, что твои умения не будут равны той цене, что стояла изначально. И в итоге можно доработаться до если не помощника, то приближенного к хозяину. Тогда тебя перестают трогать, ведь купить уже тяжело.
Примерно такая история моего отца, который после смерти старой хозяйки занял её место. И с самого детства я слышал, как злые языки шептались о том, что не просто это так, не за личные заслуги, а потому, что он переступал через свою гордость и посредством постели становился престарелой женщине кем-то ближе, чем тот же самый помощник. Но как-то плевать. Этому подтверждения нет, да и, если бы это было правдой, здесь это не должно быть чем-то аморальным и неправильным. Просто людская зависть заставляет об этом забыть.
Я появился в этом публичном доме, когда отец ещё не был главой, а цена за него была высокая, но не настолько, чтобы оставить его в покое. Одна клиентка заплатила за ночь с ним, после чего пропала. Догадываетесь, какая банальная история следует после такого начала? Верно. Глупая женщина решила, что от одного раза без защиты ничего не будет, а потом принесла меня моему отцу, когда я не зависел от грудного молока. И, если бы отец не занял место покойной хозяйки, я бы уже сейчас начал настраивать себя на то, что через год надо будет вставать на четвереньки, подставляя зад. Тогда, возможно, я бы говорил и думал иначе. Ведь…
Люди здесь теряют свою душу вместе с первым клиентом.
***
В воздухе витал запах еды, благовоний и толпы, что увеличивалась с каждым часом. Месяц казался возмутительно тусклым на фоне множества горящих фонарей, висящих на зданиях и над дорогой. Людские голоса раздавались отовсюду: из-за дверей, за стенами, из приоткрытых окон, в подворотнях, на дороге. Сам воздух был наполнен их голосами, впитывая их в себя. Даже кажется, что если все люди исчезнут в один миг, тишина не наступит.
Я сидел на маленькой лестнице, ведущей во двор, где было относительно тихо. Сюда можно заходить лишь работникам, а, так как все они сейчас либо спят, либо работают, то кроме меня никого не было. Ветерок приятно трепал волосы и залезал под тонкую кофту, игнорируя, как мне казалось раньше, спасительный слой чёрного фартука.
Официально я такая же проститутка, как и половина населения этой улицы, но из-за высокой цены работаю я как мальчик на побегушках. Где-то прибраться, кому-нибудь что-нибудь принести, в чём-то помочь и т.д. Так хотя бы нет ощущения, что я какой-то зажравшийся малец, расхаживающий здесь, словно это я хозяин. Хотя учитывая тот факт, что скорее всего после отца всем здесь заправлять буду я, право на это имею. Да только лучше быть скромным. Меньше проблем и ненависти со стороны.
Сейчас мне делать было нечего. Ночь только началась, все справляются своими силами. А вот через пару часов бегать буду и я.
Но сейчас можно сидеть и наслаждаться красотой ночного сада. Хотя садом это трудно назвать. От скуки женщины посадили вдоль забора несколько кустов с неизвестными мне цветами, чтобы добавить жизни в просторный пустующий двор, который нужен, чтобы играли купленные дети, а взрослые чувствовали себя чуточку свободнее.
В этом году впервые зацвели кусты. Вернее, появились большие, ещё нераскрывшиеся бутоны, привлекающие внимание. Даже мужчины, которые далеки от всей природной красоты, с нетерпением ждут, когда они раскроются. Никто не знает, как именно будут выглядеть раскрывшиеся цветы. И это особенно интересно.
Когда я был маленьким, лет десять назад, мой отец сидел вместе с приглашённой женщиной, делающей букеты, которыми собирались украсить один из залов. Я играл за стенкой, а дверь была приоткрыта, так что, когда мне становилось скучно, я без зазрения совести грел уши, наслаждаясь родным голосом отца. Он говорил на разные темы, которые мне были непонятны. Единственное, что мне запомнилось, так это одна фраза.
«А ты знаешь, что, когда раскрываются бутоны…»
Сзади послышался скрип половиц и тихое шипение. Оборачиваться смысла не было. Если это кто-то проходит мимо, то пусть проходит, если это ко мне, то сами привлекут внимание. Мне слишком лениво двигаться лишний раз.
- Эй, удостой скромную персону своим вниманием, - знакомый мужской голос ясно дал понять, что пришли всё-таки ко мне.
Теперь уже немного неприлично не оборачиваться и продолжать смотреть на одиноко висящий фонарик в нашем дворе. Я развернулся, сев по-турецки и взглянул на нарушителя моего спокойствия и такого короткого периода, когда можно побить баклуши.
- Ты почему не спишь, Ран?
Парень, который старше меня на четыре года, многозначительно покрутил перед моим носом аптечкой и сел рядом.
- Неудачно почесал спину. Обработаешь, а то больше никого свободного нет?
Я кивнул. Давно уже обрабатываю мелкие раны, особенно, если они принадлежат Рану. Он благодарно улыбнулся и развернулся ко мне спиной, перекинул через плечо длинные каштановые волосы, являя взору белую, окровавленную футболку. Пятно крови было не слишком большим, но не простым пятнышком от маленького пореза. Он задрал футболку, обнажая множество старых тонких шрамов и грубые раны, полученные совсем недавно. Одна из них была самой уродской. Настолько, что всё внутри передёргивало только от одного её вида.
В любом другом месте, с любым другим человеком я бы навёл панику, чуть ли не отправляя пострадавшего зашивать грубую рану, покрывающуюся омерзительной багряной корочкой. Но это публичный дом, куда приходят любители бить людей плётками, и где работают проститутки, позволяющие издеваться над своим телом.
Ран один из них, если можно так сказать. Его привезли к нам из другого дома, когда мне было семнадцать, и продавали, как неопытного паренька для любого секса. Если товар только недавно попал в эту среду, или только-только стал совершеннолетним, то никто не спрашивает, каких клиентов он хочет. Его заставляют делать всё, чтобы в конечном итоге нашлось то, что он делает лучше всего.
Наверное, из-за такого расположения дел, Ран меня и ненавидел долгие годы, как многие новенькие. Ведь это несправедливо. Только из-за того, что мой отец стал владельцем публичного дома, меня ждёт спокойная жизнь, когда их трахают несколько раз за ночь и почти постоянно разные люди. Поэтому общение с Раном было на уровне «Я бы убил тебя, если бы после этого меня не ждало самое грязное унижение, которое только можно испытать». Но потом всё началось меняться, когда на его теле стали чаще появляться синяки и порезы. Мне, как самому свободному работнику, приходилось под его ругань обрабатывать раны, мужественно терпя поток ненависти. И так прошло время, после чего мы смогли начать общаться нормально. Говорить о дружбе было глупо в то время. Только полтора года назад мы стали мысленно считать друг друга друзьями. Не лучшими, конечно, но это большой прорыв. И именно полтора года назад к нему стал ходить узкий круг клиентов, желающих оставить свой след на его теле. Ран официально работает как обычная проститутка, удовлетворяющая женщин и мужчин простым сексом, где самое большое, что можно себе позволить, это наручники или более интимные аксессуары. Но с того времени у него было несколько мужчин, после секса с которыми он не мог работать несколько дней.
Когда они только стали покупать его, был пик его ненависти ко мне. Ведь одно дело, когда тебя время от времени берут любители садо-мазо, появляясь в твоей жизни только один раз. И совсем другое, когда есть устоявшийся круг людей. Кому-то покажется, что это хорошо. Намного проще удовлетворять знакомых партнёров, чем очередных анонимов. Но тогда Ран считал, что это самое ужасное.
Он не любил боль. А если кто-то к тебе приходит за этим постоянно, то значит, что это может продолжаться несколько лет, если не всю жизнь. И он этого не хотел. И глядя на мою свободу, он ненавидел меня безумно. Ярость, желание убить, причинив как можно больше боли, читалась в каждом его движении, в каждом взгляде серых глаз.
Но затем его стали избивать сильнее. Несколько дней превращались в неделю, и вместе с этим уходили клиенты, которые не хотели ждать. В итоге остался один человек, который продолжает оставлять на нём свои метки. Он избавился от конкурентов, а подождать недельку, чтобы снова растерзать тело до крови, ему не трудно.
Когда остался один клиент, мы стали общаться лучше. Я думаю, что Ран его проклинает. В какой-то мере и я тоже. Но также я благодарен этому садисту за то, что ненависть Рана спала, и у нас появилась возможность стать по-настоящему хорошими друзьями.
- Ну вот, - я стёр кровь, обработал и заклеил капризную рану, - теперь можешь идти отдыхать.
- Да какой там отдыхать. Уже тяжело лежать и смотреть в потолок, - Ран повернулся ко мне, опуская футболку.
Мне нравилась его внешность. Не женственный, но и брутальным назвать было нельзя. Простая, хорошая фигура, красивое лицо, бледная кожа, в основном из-за ночной работы. Золотая середина. И мне это всегда нравилось. Да, он был красивым парнем. И достаточно умным для человека, не имеющего образования. Если бы его жизнь сложилась иначе, то, я уверен, он учился бы сейчас на какую-нибудь престижную профессию, имел бы девушку и жил бы счастливой жизнью.
Во всяком случае, именно такой жизни я ему желал.
- А если будешь много двигаться, то снова приползёшь ко мне с аптечкой.
- Я не приполз, - отодвигая названную аптечку за спину, возмутился Ран.
- Да-да-да, - улыбаюсь, но спорить не собираюсь. – Если скучно, то можешь со мной сегодня поработать.
- Бегать в фартучке и выполнять мелкие поручения?
- Ага.
- Ох, что-то спинка ноет, - театрально схватился за спину Ран, сделав страдальческое выражение лица.
- Всё ясно с вами. Лежать не хотим, работать тоже.
- Как любой ленивый человек, - развёл руками парень.
- Ран! – из-за двери послышался громкий женский голос.
- Что? – он обернулся на крик.
- Куда ты убрал коробку, которую я тебе давала? – красивая, светловолосая женщина выглянула из-за двери.
- А, давай покажу.
Ран встал и, махнув на прощание мне рукой, скрылся вместе с женщиной. Меня оставили одного с простой белой аптечкой ожидать, когда наступит мой час работать. Даже немного обидно, если честно.
***
Ночь подходила к концу. Улицы постепенно пустели, но говорить о том, что все расходятся по домам, было рано. Многие ещё сидели в комнатах, уединившись с понравившейся девушкой или мужчиной, распивали алкоголь. К еде уже мало кто притрагивался. Она была лишь вводной частью для хорошей ночи. Сейчас в ней не было смысла. Спустя несколько часов мелкой, но многочисленной работы, я снова был во дворе. На этот раз лежал от усталости на холодном деревянном полу и держался, чтобы не заснуть. Тело ломило от усталости, а посему и глаза было тяжело держать открытыми.
За всё это время я не столкнулся с Раном. Либо мы ходили разными путями, либо он пристроился в какой-нибудь комнате и маялся дурью. Или заснул. В общем, сейчас я ему завидовал. Мне ложиться спать пока было рано.
Я лениво перевёл взгляд на оставленную мной аптечку. Так и не убрал. Слишком внезапно меня позвали помочь, поэтому было не до неё. И чувству, что если продолжу так лежать, то она пробудет здесь до следующей ночи. Поэтому началась борьба. Лень против совести и морали (хотя каким они тут боком зачесались - непонятно). Тело предательски сдавалось под одним из самых древних чувств человека, но её противники тоже не сдавались и суровым укором напоминали мне, что кому-нибудь может понадобиться аптечка, а я такой плохой её оставил здесь.
В итоге я встал. Даже поаплодировал себе в честь подвига и победы. Слава Богу, никто не видел. Взяв аптечку, дав себе слабую пощёчину, иду наверх, спальный этаж мужчин. На каждом этаже есть стандартные аптечки, и только поднимаясь по лестнице, я вспомнил об этом. В принципе, я мог бы и оставить её во дворе, поддавшись лени.
Так или иначе, я уже встал и прошёл достаточно, чтобы успеть плюнуть на всё и вернуться дальше лежать под светлеющим небом.
По пути встречались работники, но их было меньше, чем несколько часов назад. Уборщицы ждали, когда освободятся комнаты, чтобы там убрать, повара уже не готовили, девушки не носили еду в залы, а сами путаны либо отдыхали, либо удовлетворяли клиента.
Минув этаж, где одни комнаты для уединений, поднимаюсь на следующий, где спят мужчины. Сейчас там никого нет. Единственный, кому можно там находиться, это Ран, и то, он может быть где угодно. До шести утра, когда наступает официальное завершение рабочей ночи, никто, кроме больных, не должен находиться в комнатах отдыха. Все должны быть внизу, работать или ждать, когда им её предложат.
Поэтому, когда я поставил аптечку на тумбочку у входа, я немного удивился, увидев тонкую полоску тёплого света дешёвой настольной лампы. Сначала я подумал, что это Ран, но комната вроде не его, хотя в общей темноте мог и ошибиться, и было слышно, если напрячь слух, два голоса.
Половицы тихо прогибались под моим весом, словно молчаливые спутники, так же ведомые любопытством, что и я. В воздухе витал слабый запах пыли и чего-то сладкого, щекочущего нос.
Чувствуя шершавую поверхность, прикладываю руку к стене и медленно подхожу к приоткрытой двери, желая узнать, что происходит рядом с источником света. Я уже говорил, на этом этаже мало кто бывает, пока идёт рабочее время. Женщины выглядывают из окон нижних этажей, завлекая клиентов, закрываются с ними в комнатах, сидят подле в просторных залах на празднествах или закрытых встречах, покорно подливая алкоголь и позволяя грубой мужской руке залезать под одежду, чтобы напомнить, что они здесь не для приятной компании. Малочисленные мужчины либо закрыты с клиентами в комнатах, так же, как и женщины, либо сидят в общем зале, куда не пускают никого, кроме других живых товаров и работников публичного дома. Там, не желая сидеть в пустой комнате, страдая от одиночества и терзая себя сводящими с ума мыслями о собственной грязной жизни, они играют безразличие к месту, где живут, и поддаются фальшивому веселью, ожидая, когда появится очередной мужчина или женщина, желающие купить их на ночь. Не тронутые напрямую пороком работники находятся на своих местах. Повара кружат на кухне в горячем тумане и в пропитанных запахом еды фартуках, охранники стоят на своих постах молчаливыми глыбами, следя за порядком и безопасностью каждого, кто находится на территории публичного дома, а уборщицы работают посменно: кто-то спит и ждёт утра, когда им придётся готовить дом к очередной ночи, а кто-то в сей час ждёт, когда освободится комната или зал, чтобы быстро очистить их для следующих клиентов. А верхушка, где главенствует отец, закрыта на самом последнем этаже, скрываясь от общей грязи, царившей у них под ногами.
Даже в это время, когда пик клиентов прошёл, всё продолжает так же складно работать.
Поэтому да, странно, что здесь, в месте, где мы спим, кто-то сейчас есть, кроме меня и, возможно, Рана. Из-за двери доносился шёпот и дуэт тяжёлых, шумных дыханий. Если там не два человека, страдающих лихорадкой, то я знаю, чем занимаются в этой комнате. Но кто? Между путанами вспыхнула страсть или любовь? Или кто-то уединился с клиентом? Но для этого есть свои комнаты, которые специально оборудованы для разного рода любовных утех. Здесь может появиться клиент только в одном случае, нарушающим правила.
Если кто-то отдаётся бесплатно.
Как грязный извращенец прижимаюсь щекой к дверному косяку и молюсь, чтобы моего дыхания и бешеного от волнения стука сердца не было слышно. Старая кровать слабо скрипнула, на пол съехало одеяло. Я видел двух мужчин. Но я не видел лиц.
Один сидел на кровати, прижавшись спиной к тёмной железной спинке и уткнулся лбом в ключицу, сидящего на нём партнёра, чьи острые колени обнимали его бёдра. Сильные руки скользили вдоль истерзанной спины, грубо надавливая ногтями на светлую кожу и оставляя красные следы, словно дикий зверь, раздирающий свою жертву. Но жертва стонет не от боли. Жертва не бормочет только ей понятные слова, сходя с ума от чужих прикосновений, властных толчков и собственной похоти, отражающейся в каждом вздохе, в каждом движении, в каждом отблеске пота в свете прикроватной лампы.
Да, я не видел их лиц, но я понимал, кто сейчас нарушает правила на моих глазах. Тёмные, в слабом свете практически чёрные синяки на бледных бёдрах, тонкие, но грубые шрамы, рассекающие спину, и раскрывающиеся от безрассудного секса раны, из которых уже поблёскивала кровь. Пряди длинных каштановых волос прилипали к лопаткам и плечам, но в основном в привычной манере перекинуты через левое плечо. Да, достаточно только увидеть это тело, чтобы узнать, кто перед тобой. И легко догадаться, кто практически наощупь находит следы своей страсти и давит на них, принося тянущуюся боль, смешанную с особым, извращённым удовольствием.
Он не избивает Рана, но он пришёл к нему, когда раны ещё причиняют боль.
Словно читая мои мысли, виновник в постоянных кровавых пятнах на белой одежде Рана, приподнял голову и прижался своей щекой к его. Чуть приоткрытый рот изуродовала растянувшаяся безумная улыбка. В карих глазах, сквозь дымку собственного разврата, плескалась сводящая с ума страсть в отблесках света лампы. И самое ужасно – он скосил взгляд туда, куда не стоило.
Он заметил меня.
От того стал быстрее и жёстче вбиваться в податливое тело, выбивая более громкие стоны профессиональной шлюхи. Я видел, как ему нравится присутствие незваного наблюдателя. Я буквально ощущал, как жар его желания вспыхнул с новой с силой, находя отражение в причинении ещё одной порции боли от укусов в шею и сминанию бёдер, насаживая своего любовника до самого конца на свой член.
- Я чувствую, что тебе не хватает твоей боли, - шёпот на ухо, но его голос слышал и я, - что была раньше.
- Н-нет… Я не… Ах, - несвязно выдохнул Ран, не сдерживая предательский стон.
Мужчина посмотрел на меня.
- Ты не представляешь… - нажим на кровоточащую рану, - …как я хочу избить тебя сейчас. Чтобы ты почувствовал каждую эмоцию и каждое чувство, раздирающее меня на части из-за того… Что приходится сдерживаться. Стоит только зажить твоим ранам, - мокрая дорожка от ключицы к подбородку, - и я поглощу тебя всего. Я выбью из тебя все стоны боли и удовольствия, которые ты испытываешь, чтобы только от одной мысли обо мне… Твоё тело болело от ран и возбуждения.
Он говорил это тихо, но от столь страстного, столь безумного и жестокого голоса дрожали колени, и каждая клеточка тела сжималась так, словно в предсмертной агонии. Пальцы сжимали дверной косяк, и я был готов поклясться, что если бы взглянул на них, то они даже в свете прикроватной лампы были бы белее снега. Сладкая, тянущаяся боль в паху мешала нормально думать. Я чувствовал боль своего тела, я чувствовал боль своего желания.
Этот человек ни разу ко мне не притронулся. Он ни разу со мной не разговаривал. Сейчас каждое его слово было адресовано Рану, заставляя его сгорать со стыда и всхлипывать от удовольствия. Но он смотрел на меня, и казалось, что это я сейчас прижимаюсь к нему всем телом, что это я не могу выдавить и слова, потому что в голове бьётся лишь одна мысль, чтобы он не останавливался, что это моё тело покрыто следами его садисткой похоти.
Казалось, что это я – профессиональная шлюха, отдающаяся бесплатно, будто дворовая шалава, но не жалеющая об этом ни на грамм.
Казалось, что трахают именно меня.
И он улыбался, зная, что я чувствую. Словно так и было задумано. Словно он хотел показать, от чего сейчас сходит с ума Ран. Как будто… Он разогревал свою публику маленьким представлением, где финальная сцена заставит плакать, радоваться, ненавидеть, восхищаться и давиться собственным переизбытком чувств.
- Скажи, - внезапно аккуратно заскользив пальцами по старым шрамам, произнёс мужчина, чуть замедляя темп под недовольный стон, - ты любишь мою боль? Ты теряешь рассудок, предвкушая… Ещё одну ночь?
- Я… Боже, я н-не… Знаю, - прижимаясь ближе, тяжело дыша и с трудом подбирая слова, отвечал Ран. – М-м, пожалуйста… Быстрее…
- Ты знаешь. Ты всё прекрасно знаешь. Осознаёшь каждую свою мысль, каждое своё действие. Ты ведь шлюха, которая должна играть любовь и страсть, чтобы поднять цену. Но… Сколько бы я тебя не трахал, сколько бы не бил, ты продолжаешь стонать и извиваться, словно в первый и последний раз. И мы ведь оба знаем, почему. Верно?
Он с силой сжал бёдра Рана, впиваясь ногтями в раскрасневшуюся кожу, вызывая сдавленное шипение. Карие глаза охотника скользнули по моей дрожащей фигуре небрежно и одновременно победно. Он предвкушал свой триумф. Он заранее знал, что следующие слова не оставят никого равнодушным.
- Ведь всё потому, что… - он перевёл взгляд на парня, притягивая его к себе ближе, будто желая срастись с ним телами, - …ты любишь мою боль так же сильно, как любишь меня.
«…В мире умирает одна шлюха и рождается один человек».
читать дальшеБыл обычный день, маленькая девочка по имени Изабелла с мамой гуляла по магазинам. Мама строго сказала ей, что сегодня она ничего ей купить не сможет.
Они проходили мимо магазина игрушек, в витрине которого стояла красивая фарфоровая кукла, Изабелла спросила: «Мамочка купи мне, пожалуйста, эту куклу!» «Изабелла, вспомни, что я тебе сказала, никаких покупок».
Изабелла шла разочарованная пока они не наткнулись на второй магазин, поддержанных товаров. «Мама давай зайдем сюда? ПОЖАЛУЙСТА!» Мать согласилась и через несколько минут в руках у Изабеллы была улыбающаяся кукла, рядом с лицом кукла сжимала кулачок, в котором было шесть пальцев. Изабелла подбежала к маме и сказала: «Мама, мы можем взять эту куклу? Пожалуйста, пожалуйста?» Её мама посмотрела на куклу, и сказала: «Тебе не кажется, что эта кукла немного жутковата?» Изабелла ответила: «Нет». «Хорошо» - сказала мама, и купила куклу.
Изабелла весь день проиграла с куклой на лестнице в доме, пока ее мать не позвала её на ужин. «Не забудь поднять свою куклу перед сном, Изабелла» напомнила мама. «Хорошо мамочка». Но Изабелла была настолько увлечена, что забыла поднять куклу с лестницы.
В ту ночь Изабелла проснулась оттого, что кто-то шептал её имя. «Изабелла. Изабелла. Я на лестнице». Она открыла глаза и спросила: «Мама? Это ты?» Никто не ответил. Она встала с кровати и пошла на кухню, чтобы выпить стакан воды. Она услышала, как кто-то еще раз назвал её имя: «Изабелла. Изабелла. Оглянись». От неожиданности, она выпустила стакан с водой из рук на пол. Обернувшись, она увидела на столе свою куклу.
Она взяла её и сказала: «Ты удивила меня Долли» и пошла вверх по лестнице, прижимая руками куклу к груди.
На следующий день мать проснулась рано утром и пошла в комнату Изабеллы, чтобы разбудить её. Войдя в её комнату она увидела, что постель Изабеллы была пуста, и от постели к шкафу вели небольшие следы крови. Мать осторожно открыла шкаф и от увиденного закричала от ужаса. Изабелла была в шкафу, её глаза были выколоты, горло перерезано, а рот был закрыт и зашит. Небольшая записка была прикреплена к её груди, там было написано кровью Изабеллы «Оглянись». Мать Изабеллы обернулась и увидела куклу. Кукла Изабеллы сидела на постели вся в крови, и сейчас она держала кулачок рядом с лицом, в котором было семь пальцев.
Фэндом: Naruto Основные персонажи: Наруто Узумаки, Неджи Хьюга, Гаара (Песчаный Гаара, Самовлюблённый демон), Саске Учиха, Киба Инузука, Рок Ли, ОЖП
Пэйринг или персонажи: Овердофигакишимотовских + три моих.
Рейтинг: R Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Юмор, Драма, Детектив, Психология, Философия, Эксперимент Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, ОМП, ОЖП Размер: Макси, 81 страница Кол-во частей: 18 Статус: В процессе написания
Авторская вставка
читать дальшеЗдесь я хочу сделать что-то небольшой вкладки, чтобы читатель примерно знал, что его ожидает, и смог уже сейчас решить: стоит начинать читать этот рассказ или нет.
1) По моему мнению, первые главы достаточно скучны, но они являются чем-то вроде одного большого предисловия. Легкое чтиво на несколько минут. Когда уже герои не будут просиживать штаны в безопасной деревеньке, тогда всё будет серьёзным и интересным (надежда умирает последней).
2) Пролог будет достаточно большим, ибо всё идёт медленно, постепенно, со страшным зверем по имени Обоснуй. Но зато это сделает весь фик логичным и более понятным (а ещё огромным).
3) Может показаться, что рассказ пропитан терпким, но не менее слащавым запахом Мэри Сью, но хочу вас уверить, что его точно не будет, ибо я на дух не переношу рассказы подобного рода.
4) Я стараюсь следовать канону и не особо увлекаться ООСом. Данная пометка поставлена только потому, что в некоторых моментах не поменять характер и поведение героя нельзя. Но в целом Саске будет таким же козлом, Ли упорным, Шино странным, Шикамару ленивым и т.д.
5) Мангу я, к сожалению, не читаю, поэтому все мои знания базируются на аниме и некоторых энциклопедиях о Мире Наруто.
6) В рассказе будет царить такая простая вещь, как обоснуй. Не будет такого, что злодеи случайно забрели в какую-нибудь деревушку. Если покажется, что в главе нет этого самого обоснуя, то ждите следующих. Рано или поздно будет понятно, что и откуда взялось и почему именно так, а не эдак.
7) Изнасилование и детектив – это вроде как и жанры данного рассказа и одновременно нет. Т.е. как такового описания принудительного сношения или же расследования не будет.
8) Хоть я и упоминала, что я совсем оборзела и решила полностью поменять историю Кишимото, не стоить так свято этому верить. Основная сюжетная линия с войной и сражениями никуда не делась. Так что появления странных существ или же путешествия между мирами не ждите. Хотя кое-какие изменения всё же есть.
9) Перед тем, как о чём-то писать, я хотя бы поверхностно изучу это. Героиня знает толк в подорожнике и шиповнике, а также других полезных растениях? Я перерою интернет и не поленюсь поехать в библиотеку, чтобы знать свойства каждой травинки, упомянутой в рассказе. Поэтому могу заверить, что всё будет достаточно точным и понятным. Но, как минимум, интернету всегда верить нельзя, поэтому если будут всё же какие-то недочеты или я в чём-то ошибусь, то прошу сразу мне написать, чтобы в ближайшее время исправила.
10) Прочитав все пункты, вы думаете, что я серьёзный и старательный автор? Нет, нет и ещё раз нет. Я перечитываю все пометки и понимаю, что авторское вступление выглядит круче, чем сам фик. Уверена, что всё-таки будут дни лени и печали, когда я буду писать вроде бы неплохо, но не так хорошо, как хотелось бы. Если вам покажется, что эта глава хуже предыдущих, то скажите сразу. Либо исправлю некоторые моменты, либо вовсе перепишу её.
11) Этот фик можно будет обозвать лишь одним словом - пиздец. Ибо слово "огромный" тут не подходит.
Ну, на этом вроде бы всё. Если вас всё же заинтересовал этот рассказ, то я безгранично рада и сделаю всё возможное, чтобы вас не разочаровать.
И помните: автор очень падок на лесть, но критика – двигатель таланта \(^_^)/
1.
читать дальшеЦунаде была женщиной благоразумной, рассудительной. Конечно, за её плечами не один грешок, из которых самый известный – это алкоголизм, но всегда, когда нет времени для шуток и потаканий своим слабостям, она проявляет удивительную стойкость духа и твёрдость характера. Особенно сейчас, в самом начале войны, которую одновременно ожидали и страшились. Поэтому женщина очень внимательно смотрела на низенького старичка, доселе неизвестного ей. Он был очень взволнован: всё время чесал жиденькую бородку, изредка стирал пот с морщинистого лба, маленькие карие глазёнки бегали туда-сюда, не зная, на чём остановить свой взор. Дорожная одежда была в тёмно-коричневых пятнах, пыльная, в нескольких местах дырявая, а старые сандалии были готовы разорваться в любой момент, оставив своего хозяина босым.
Старик сидел на небольшом стуле напротив главы Конохи. На его коленях лежала толстая тетрадь, из которой неровно торчали листы. Сама она была пожелтевшей от старости и стёртой настолько, что из единственного слова можно было разобрать лишь один слог, и то это было под сомнениями.
Цунаде смотрела на этого взволнованного старичка с нескрываемым недоверием. Он пришел в начале войны, предлагает помощь – это неожиданно и подозрительно. Если бы она его знала, если бы его прислали Каге других деревень, то не было бы и сомнений в том, что стоит придать хоть какое-то значение его словам. Но старик пришел сам, никем не направленный, кроме своего желания, разумеется. И при этом рассказывает о "способе спасении всех деревень", который больше похож на захватывающую сказку для детишек, чем на что-то осмысленное.
- Господин Такао, - устало проговорила Цунаде, потирая переносицу, - вы видели, что творится за этими стенами? Моя деревня не так давно была на грани уничтожения, многие мои шиноби погибли, чуть не погибла и я сама, - спокойно, монотонно перечисляла женщина, - я уже не говорю об угрозе, что нависла над всеми нами. Вы понимаете, что ваши слова для меня - это всего лишь интересный рассказ? Вы говорите о каких-то кланах, договорах, войне, при этом единственное подтверждение – это старая тетрадь, которую не так тяжело сделать за несколько часов.
- Хокаге-сама, послушайте, - начал старик, чей голос был намного громче и живее в данный момент, чем у Цунаде, - я живу в маленькой деревне, расположенной в горах. Месяц я добирался сюда, когда вокруг столь… напряженная обстановка. Стал бы я так рисковать ради того, чтобы просто поведать беспочвенную легенду? Моя семья уже несколько веков изучает её, есть подтверждения, находки.
- При всём моём уважении, вы можете быть просто помешанным, больным человеком, которого даже страх смерти не остановит, чтобы протолкнуть свою идею в массы, - честно произнесла женщина, уставшая за последний час от общения со стариком. – Ладно, - она откинулась на спинку кресла, - расскажите мне всё снова, только более подробно.
Такао возбужденно облизал пересохшие губы, дрожащими руками схватился за свою тетрадь и встал: тело сводило дрожью, он не мог больше сидеть на одном месте.
- Когда… - он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями, стараясь припомнить мельчайшие детали, что были известны только ему, - когда только-только начали строить известные в наши дни деревни, например, Коноху, была маленькая, не оставшаяся в записях война. Её даже войной нельзя было назвать. Просто появились неизвестные до того момента кланы, чужаки. Они были сильны, их способности были необычны, непонятны. До сих пор нельзя точно ответить, почему они не захватили или же не уничтожили только строящиеся деревни. То ли у них были свои, более развитые в те времена, то ли наоборот, они искали крова, пристанища, - старик сделал паузу, переводя дух, потом продолжил: - Итог один: каждый клан заключил с деревней договор, по которому они могли спокойно жить в ней, а взамен обещали защиту. Кажется, что это неравноценный обмен, но факт остается фактом. Один клан покровительствовал одной деревне, обещал дать свою силу, мощь в минуты отчаяния. Я вам предлагаю, Цунаде-сама, - Такао посмотрел женщине прямо в глаза, - найти эти кланы и напомнить им о договоренности, ведь они могут помочь выиграть эту войну с малочисленными жертвами.
- Всё равно мне это кажется обыкновенной выдумкой, - Цунаде лениво отвела взгляд, посмотрела на стопку документов, которые сейчас казались ей ещё более мерзкими и ненавистными, а потом вновь посмотрела на старика: - Даже если принять факт существования этих кланов, то всё равно нельзя игнорировать несколько вопросов. Почему никто, кроме вас, о них не знает? Почему они не помогали нам раньше? Почему им надо напоминать об их обязанностях по договору?
- До этого момента были нападения, - Такао вновь сел на стул, - а сейчас война. Согласитесь, если защищать своего маленького сына от его сверстников постоянно, то он привыкнет прятаться за вашу юбку. А если на него напал взрослый мужчина, то вы готовы сделать всё, чтобы уберечь своё чадо. Есть обстоятельства, при которых не стоит вмешиваться и при которых стоит. Это одно из условий – наименьшее влияние на жизнь деревни. Просто помогать, как шиноби, в обычной жизни, а уже как воины с невиданной силой - когда этого не избежать. Когда деревня действительно в опасности.
- Разумно, но хочу напомнить о Девятихвостом. Вы хотите сказать, что это было «простым нападением»?
От слов Цунаде Такао грустно улыбнулся.
- А никто не говорил, что это «простое нападение». Но вспомните, сколько времени Лис разрушал деревню? Недели? Дни? Часы. Он появился внезапно, принёс хаос, унёс много жизней, а после был заточен. Внезапное нападение застанет врасплох любого. Клан, покровительствующий Конохе, просто не успел появиться, как вы сами справились с демоном.
- Ладно, допустим, - спорить с человеком, так свято верующим в правоту своих слов, тяжело, - а что в остальном?
- Раньше не было, за исключением уже упомянутого Девятихвостого, таких серьезных угроз. Это является ответом и на последний вопрос. Сменилось много поколений, не было врагов, развязавших войну, новые представители кланов просто могли забыть или даже не знать о существовании договора, точно так же, как вы не знаете об их существовании.
Цунаде не знала, что ещё можно ответить этому человеку, чтобы пошатнуть его уверенность в своей правоте. Его маленькие глаза горят от одного упоминания о легенде, кланах, названия которых затерялись, по его словам, в истории. Столько уверенности, надежды в голосе, желания помочь. Приятно знать, что и простые люди, видевшие смерть только от старости, хотят внести свой вклад в скорейшее завершение войны, но одно дело - «хотеть», совершенно другое - «помогать». Рабочие, днями и ночами таскающие бруски, восстанавливающие дома, помогают. Можно увидеть результат, процесс. А Такао просто рассказывает легенду, о которой до сегодняшнего момента ничего не было известно. Его или рабочих стоит принимать всерьёз? Ответ был очевиден для Цунаде, но что-то всё равно не давало покоя, не позволяло повысить голос и выпроводить «рассказчика» вон из её импровизированного кабинета. Может, усталость? Может, любопытство? Может, банальная надежда на чудо? Кто в детстве не мечтал, что появится фея, которая решит все проблемы? Возможно, что даже такая рассудительная взрослая женщина, как Цунаде, тоже, пусть и не так искренне, но всё же желает, чтобы такая фея появилась. Пусть даже в обличии неизвестного клана.
Хокаге внимательно посмотрела на старика. Большой нос, маленькие глаза, кривые зубы. Он должен был отталкивать, вызывать полное недоверие, но никак не смешанное с малой толикой надежды. В очередной раз скидывая всё на усталость, она махнула рукой и произнесла:
- Вы хотя бы знаете, где искать их?
После её слов Такао засиял и быстро, судорожно начал тараторить:
- Да… Нет… Вернее, да, но не совсем, - вновь облизал пересохшие от волнения губы, - я знаю, почти точно знаю, где должен находиться покровительствующий Конохе клан. В источниках было написано, что недалеко. Но место хорошо спрятано, отводит взгляд, чтобы не нашли. Я смогу увидеть, только опасно. Да, опасно…
- Хорошо, - соглашается Цунаде, желая избавиться от старика и от навязчивых мыслей о легенде, - я дам вам троих шиноби, они сопроводят вас до нужного места. Но, - она серьезно и даже сурово посмотрела на Такао, - если ничего не обнаружите, то больше вы о легенде не заикаетесь. У меня не миллион шиноби, чтобы отправлять их в такое время неизвестно куда.
- Да-да, понимаю. Спасибо, - старик встал со своего места и, кланяясь, направился к выходу, не переставая бормотать: - Я уверен, что найдем… Спасибо, да…
- Через два часа ждите у этого здания, - успевает сказать назначенное время Хокаге, перед тем как Такао скрылся за дверью. Он мог и не услышать её слов, но тогда это уже его проблемы.
читать дальшеОдно небольшое окно было раскрыто, пропуская холод улицы в маленькую комнатку и стирая грань между уютом дома и неизведанным миром, скрытым под полотном ночи. Свет яркой, пузатой луны, спрыгнув с деревянного подоконника на пол, лениво полз по стене к потолку, освещая своей тусклостью маленькие цветочки на обоях.
Мягкое бледно-голубое одеяло почти сползло с резной кровати и касалось старого, истоптанного ковра коричневого цвета. Плюшевые игрушки сидели на комоде, стоящем напротив маленького ложа, смотрели своими бездушными стеклянными глазами в пустоту и улыбались чему-то своему.
На подоконнике, завернувшись в клетчатый плед, сидела девочка, вяло болтая ножками и слегка ударяясь пяточками о неровную поверхность стены дома. Холод иглами колол незащищённую кожу, а лёгкий ночной ветер теребил тонкие шторы и пытался пробраться под мягкую ткань пледа.
В темных глазах ребёнка отражались многочисленные звёзды, усыпающие небо, подобно осколкам разбитого хрусталя. Во дворе лаяла старая собака, обманутая шуршанием уличного мусора, с которым игрался ветер; в соседней комнате тихо сопел молодой парень, откинув в сторону слишком тёплое одеяло, а за другой стеной был слышен приглушенный храп полного мужчины и недовольное сонное ворчание его не высыпающейся супруги.
Эти звуки вселяли жизнь и покой в сей поздний час. Нежная душа неспящего ребёнка трепетала от приятного чувства некого таинства и магии, которые можно почувствовать лишь ночью, когда все спят и правила и запреты стираются на несколько часов, позволяя чудесам и воображению разгуляться в полной мере.
Хотелось что-то делать, хотелось, чтобы что-то случилось, чтобы произошло какое-нибудь маленькое чудо, которое будет началом удивительных приключений, способных вырвать тебя из однообразных дней. Но при этом хотелось сидеть. Продолжать сидеть на подоконнике, завернувшись в плед, и, болтая ножками, смотреть на звёзды, давая волю воображению, представлять, что где-то далеко-далеко, в загадочном и прекрасном мире, какой-нибудь ребёнок тоже не спит и смотрит в безграничное небо.
Рой мурашек прошёлся по спине девочки, но от этого чувства она лишь легко улыбнулась и обернулась, встречаясь с озорным мальчишеским взглядом. Высвободив руку из теплого плена пледа, она похлопала рядом с собой, приглашая сесть рядом. А мальчик будто этого и ждал.
Он быстро подбежал к окну, но вместо того, чтобы сесть, залез и встал на подоконнике, вытянув руки вверх и касаясь пальцами края оконной рамы. Он с таким же восторгом, что и девочка, посмотрел на звёздное небо и широко улыбнулся. В его глазах не отражались ни осколки небесного хрусталя, ни яркая луна. Её свет вместе с холодным ветром проходил сквозь него, мальчишеский силуэт не отбрасывал даже тусклую тень, а если присмотреться, то можно было бы увидеть темные кроны деревьев или очертания рамы через него, будто смотришь в старое грязное стекло. Мальчик был, и одновременно его не было. Всё зависело от желания верить.
- Как думаешь, там кто-нибудь есть? – шёпотом спрашивает девочка, не отрывая взгляда от неба.
- Бабушка говорила, что да, - мальчишеский голос даже при шёпоте отдавал эхом и сковывал тело неприятным холодком.
- А они видят нас?
- Нет, вряд ли.
- Почему? – немного удивлённо смотрит на него девочка своими тёмными глазами.
- У нас же сейчас ночь, значит, у них сейчас день. А ты днём видишь звёзды?
- Нет.
- Вот и они не видят. А ночью только немногие не спят.
- Как мы?
- Да, как мы.
- Но мы же видим звёзды, значит, те, кто не спят, могут видеть нас?
- Расстояние слишком большое. Они так же, как и ты, видят только ма-а-а-ленькие точечки в небе.
- А телескоп? Папа смотрит через него на звёзды и видит их большими-пребольшими!
- Не существует такого телескопа, чтобы увидеть кого-нибудь на звезде.
- Но ведь когда-нибудь будет?
- Когда-нибудь будет. Может, у них даже раньше.
- Тогда они к нам прилетят и подарят такой телескоп?
- Зачем?
- Чтобы мы могли смотреть через него друг на друга и махать ручками!
Мальчик тихо рассмеялся и сквозь смех произнёс: «Было бы здорово».
Стрелка небольших деревянных часов наворачивала очередной секундный круг, подгоняя своих более медлительных подруг. Раззадорившийся ветер начал сильнее раскачивать кроны деревьев, отрывая зелёные листочки и кружа их в своём выдуманном танце. Девочка сильнее укуталась в плед и старалась прикрыть замерзающие ноги.
- Тебе холодно?
- Да, а тебе?
- Я же мёртвый, мне теперь никогда не бывает ни холодно, ни жарко.
- А почему ты умер?
- Я спрыгнул с крыши.
- Было больно?
- Немного.
- Зачем ты прыгнул?
- Хотел научиться летать.
- Ты расстроил родителей.
- Я всегда их расстраивал.
- Ты потерял друзей.
- Но я подружился с тобой.
- Ты многое не попробуешь и не узнаешь.
Губы кривятся в печальной улыбке, а голова понуро опускается, будто что-то внизу, на земле, привлекло внимание паренька. И лишь спустя мгновение раздаётся тихое эхо:
- Зато я умею летать.
Часы летят быстро, минуты ещё быстрее. Разговор то возобновляется, то утихает. Вопрос сменяется ответом, одна тема сменяется другой. С каждой секундой становится теплее, а усталый ветер постепенно успокаивается и уходит в неизвестные дали, чтобы, немного передохнув, вновь резвиться с присущей ему детской радостью. Тёмное небо начинает светлеть, а яркие звёзды меркнуть. Пузатая луна убегает далеко-далеко, становясь меньше и бледнее, открывая путь лениво выползающему из-за гор солнцу. Бледный мальчишеский силуэт постепенно растворяется в свете приближающегося дня, а тёмные девичьи глаза уже больше не смотрят на небо. Усталость ласково обнимает хрупкие плечи, а Сон мягко гладит по голове, погружая тело в безмятежный покой и открывая двери в удивительный мир фантазии и сказки, которых порой не хватает в однообразных буднях.
Летнее солнце припекало голову, от чего хотелось либо упасть в холодный океан, либо сдохнуть. К сожалению, именно последний вариант имел больше шансов на осуществление.
Курама мирно обмахивался «важными» документами школьного совета и устало следил за двумя птичками на ближайшем к окну дереве. Маленькие коричневые шарики суетливо прыгали по относительно массивной ветке возле своего гнезда и шумно чирикали. Школьник завидовал их энергии в этот час, ведь сам он был готов растечься лужицей и навсегда поселиться под партой, где на данный момент времени есть тень.
Тихо открылась дверь, будто сам ветер решил заглянуть внутрь класса, а потом так же закрылась. Не было ни звука, кроме щебетания крылатой пары, но спокойствие уже было нарушено, и в воздухе витало напряжение, которое с каждой секундой становилось всё более ощутимым.
- Только тронь – и я откушу твою «хваталку», - не оборачиваясь, лениво произносит Курама, когда чувствует, как что-то приближается к его голове.
Под обиженное «бу», он оборачивается и видит свою ровесницу, прячущую руки за спину. Простая, но от этого не менее милая девушка надула губки, подобно малышке, не получившей обещанную сладость, но в её голубых глазах читалось явное коварство, что придавало комичность общему виду. А так же давало понять, что так просто школьница не отступит.
- Тебе пора бы уже привыкнуть к этому, - сдерживая порыв запустить пятерню в рыжие волосы, говорила девушка и следила за реакцией парня.
Курама закатил глаза, а после демонстративно отсел ближе к окну и подальше от подруги, по совместительству главы школьного совета. Её светлые волосы были завязаны в низкие хвостики, и от каждого движения две непонятные рожицы – украшения на резинках – стукались друг об друга. В шумихе, всегда сопровождающей любую школу, это было не заметно, но в тишине полупустого класса глухой стук был слышен отчётливо.
«Как корова с колокольчиком», - не смог сдержать мысли парень и поблагодарил богов, что за своим языком он следить может. А не то случайно брошенное сравнение в сторону этой милой девушки может стать причиной потерянных в бою зубов, сломанных рук и простреленного ножкой стула колена. Последнее не так возможно, но лучше быть осторожным.
- Эй! Курама, ты просмотрел документы, что я тебе дала? - видимо он отвлёкся на свои мысли, раз подруга повысила голос, пытаясь привлечь его внимание.
Курама перевёл взгляд на помятые бумаги, которые долго служили ему верным опахалом, а потом на девушку, которая злобно смотрела на «важные» документы. Если бы не было так лень, то парень бы сглотнул от страха.
- Ты понимаешь, что мне придётся долго объясняться директору по поводу смятых бумаг? - Курама нашёл силы кивнуть, - ты понимаешь, что тебе придётся как-то искупить свою вину? – на этот раз он помотал головой.
Только это незамысловатое движение головой было проигнорировано девушкой. Она положила руки на плечи друга, а потом мягко, касаясь шеи, начала поднимать их вверх, запуская пальцы в мягкие, нагретые солнцем волосы.
- Я же говорил, что откушу их.
- Ты провинился, так что терпи.
Курама не особо любил, когда кто-то прикасался к его волосам. Вначале может показаться, что он тот самый парень из фильмов и рассказов, которому чуждо человеческое тепло, и он избегает различных дружеских и нежных жестов. Но всё до омерзения проще (зато веселее). Маленькие девочки в детском саду постоянно дёргали его за волосы, думая, что они не настоящие. Слишком яркие. Слишком рыжие. Когда одна особо настырная вырвала небольшой клок волос, Курама решил, что хватит позволять им так с собой обращаться.
Только в младшей школе к нему впервые прикоснулись. Парень хотел было наорать на смертника, но так и не смог произнести ни звука, когда услышал самую необычную фразу за последние несколько лет.
«Девочки, смотрите. Я запустила пальцы в огонь!»
Вот так нежданно-негаданно Курама в первый день нашёл первого друга, который в данный момент под видом наказания за смятые документы взъерошивает рыжие волосы и с детским восторгом выкрикивает: «Уху! Извержение вулкана!».
А Курама смиренно терпит.
***
Была безветренная погода, и снег мягкими хлопьями опускался на землю, помогая сугробам расти сантиметр за сантиметром. Ненавистное для кошелька Рождество уже было на носу, от чего Курама ворчал с особым энтузиазмом.
- Маме купил, папе купил. Этому засранцу купил. Этому громиле тоже. Ещё тебе, тебе и тебе, - зачёркивал имена в маленьком блокнотике, бормотал парень, - остался последний.
Курама тяжело вздохнул и посмотрел на пузатые пакеты. Он переносил поход по магазинам слишком долго, и вот теперь, за несколько часов до праздника, парень вынужден носиться и покупать подарки, которые уже достаточно сложно достать. У него было не так много людей, которым он не просто мог, а именно хотел подарить что-нибудь. Поэтому парень брал не количеством, а размером и качеством. Допустим, отцу – заядлому любителю сигар – портмоне с гравировкой пожелания счастья и крепкого здоровья, а другу, который появился ещё в старшей школе, радиоуправляемый вертолёт. Ну и что, что они уже студенты? У каждого свои радости и тараканы в голове.
Спрятав пакеты под кроватью, Курама достал кошелёк и пересчитал деньги. Снова вздохнул. Последний подарок не куплен, а на предыдущие уже достаточно потратился. Придётся затянуть пояс потуже.
Несколько дней парень бегал по магазинам и искал что-нибудь, что можно подарить своему самому первому другу. Кольца, серёжки, кулончики? Можно, но что-то останавливало покупать что-нибудь такое. То ли это факт того, что он довольно часто по праздникам снабжает девушку украшениями, то ли ощущение, что это Рождество отличается от других, а посему и подарок должен быть необычным.
Закрыв дверь, Курама вышел из дома и направился на очередные поиски подарка для любительницы его волос. Прошло столько лет с тех пор, как они впервые встретились. Уже студенты, уже взрослые и самостоятельные. А девушка до сих пор находит любой повод, чтобы запустить пятерню в не обжигающий огонь.
Один магазин сменялся другим, а поиски так и не принесли результата. Уже начали появляться таблички «закрыто», от чего Курама начал раздражаться. Время поджимало.
Парень уже начал заходить в самые необычные отделы: бытовой, продуктовый, технический и т.д. Даже в «Товары для животных» заглядывал, но и там ничего толкового не было. Последнее, что оставалось, это цветочный магазин.
Непривычный для зимы запах лета царствовал в небольшом помещении. За прилавком было множество букетов, но все они выглядели какими-то хиленькими и жалкими, что не хотелось долго задерживать на них взгляд. Горшочные обитатели были более приятны глазу, но все они выглядели несколько простовато, от чего ассоциировались с необычной травой, а не с цветами. Кактусы и то были более индивидуальны, чем растительность со сложными и необычными для парня названиями.
Но в самой глубине магазина, на угловой полке, стоял небольшой темно-коричневый горшок, в котором находился красно-белый цветок. Множество маленьких алых точек покрывало лепестки от центра и почти до самого края, который был окрашен в сплошной красный цвет. Это был единственный цветок, который цвёл.
- Хотите приобрести глоксинию? – мягко спросила молодая женщина-продавец, бесшумно подойдя к Кураме, - партию этих цветов привезли совсем недавно. Глоксинию выращивали не здесь, так что…
Продавец тихо рассказывала про этот цветок, но Курама её не особо слушал.
- Будете брать? - вскоре спросила женщина. Парень только кивнул.
Когда купюры перекочевали из кошелька в руку продавца, а цветок был упакован в защищающий от холода пакет, Курама покинул магазин с чистой совестью. Глоксиния была не особо дорогим цветком, но её цветение в декабре было необычным, а это было более важным фактом. Довольный Курама шёл домой, аккуратно держа в руках пакет. Сегодня Рождество все будут встречать в семейном кругу, а завтра они соберутся уже с друзьями и вручат друг другу подарки.
Но у дверей дома парня ждал сюрприз. Светловолосая девушка сидела на корточках и смотрела на свои колени. Голубая шапка была покрыта тонким слоем снега, как свидетельство, что её хозяйка была неподвижна долгое время. Щёки и нос девушки были красными, а само тело было скованно от холода.
Курама быстро подбежал к ней и, практически бросив пакет с цветком, одним движением поставил подругу на ноги. Голубые глаза распахнулись от удивления, но когда девушка признала Кураму, то тихо всхлипнула и прижалась к груди друга. Парень обнял её, прижимая ближе и стараясь защитить от холода. Но долго стоять он не мог. Курама нащупал в кармане ключи, достал их и, открыв дверь, завёл девушку в дом.
В канун Рождества у его подруги скончалась мать. Тяжёлая болезнь долго и мучительно убивала женщину до этого самого дня. И теперь, когда множество семей счастливо праздновали Рожество, в доме Курамы такой радости не было. Его мать и отец сидели за столом и с пониманием ожидали, когда их сын и его подруга решатся спуститься вниз.
Парень сидел на кровати, прижимал к себе плачущую девушку и не говорил ни слова. Просто молча уткнулся ей в волосы и терпеливо ждал, когда подруге будет не так больно.
Снег продолжал маленькими хлопьями падать на землю. Снежинки слой за слоем покрывали любые поверхности, пряча их под белым покрывалом. А алая глоксиния ждала своего часа в тёплом пакете.
***
Курама нервно теребил край пиджака. Под суровым взглядом матери он то прекращал мять костюм, то снова начинал сжимать чёрную ткань в руках. Парень так не волновался даже на вступительных экзаменах, как волновался сейчас. Тяжёлая рука друга легла на его плечо в попытке успокоить Кураму, но должного эффекта это не возымело. Однако парень всё равно благодарно улыбнулся своему шаферу и уже чуть более спокойно устремил свой взор на массивные двери, которые вот-вот должны раскрыться.
Небольшой зал был идеален для малого количества приглашённых гостей. Всего их было человек десять, не считая двух отсутствующих и самого Курамы. Мало, зато самые близкие и дорогие люди, от чего в зале царила очень тёплая и семейная атмосфера, не смотря на то, что родственников почти не было.
Тяжело раскрылась дверь – и заиграла всем знакомая музыка. Но для Курамы её будто бы и не было. Для него в этот миг не существовало ничего и никого, кроме медленно шагающей к нему девушки. Её за руку вёл серьёзный мужчина-отец, строго глядя на Кураму. Белоснежное платье делало девушку подобной ангелу. Её светлые волосы были собраны в сложную причёску, открывающую красивую, тонкую шею. Голубые глаза смотрели на Кураму с нескрываемой теплотой и нежностью, от чего его сердце забилось так быстро и сильно, что казалось, что стук был громче наигрываемой мелодии, и его слышали все.
Курама ещё раз влюбился в свою невесту.
***
Молодая женщина сидела на кровати и перебирала рыжие волосы мужчины, который устроился рядом и положил голову ей на ноги. Тяжёлый рабочий день его вымотал, и он нашёл покой в незамысловатой ласке своей жены. Свет настольной лампы вызывал сонливость, и хотелось как можно быстрее погрузиться в сладкий мир сновидений. За шторкой, на подоконнике, стояло несколько горшочков с небезызвестными цветами глоксинии.
Курама прижимался ухом к округлившемуся животу женщины и, прикрыв глаза, вслушивался в тихую мелодию маленькой, новой жизни. Он был готов лежать так вечно, ощущать дрожь в руках от самой мысли, что любимая женщина носит под сердцем его ребёнка.
Но всего через пару месяцев он узнает, что ничто не вечно.
***
Курама прижимал к себе плачущий свёрток и не верящим взглядом смотрел на раскрасневшееся лицо своего сына. Мальчик громко кричал и плакал, а мужчина думал, что это одни из самых важных звуков в его жизни.
Он держал на руках драгоценный свёрток и боялся поднять взгляд на открывшуюся дверь, из которой вывозили безжизненное тело, скрытое за белоснежной простынёй. Сердце Курамы разрывалось от буйства противоположных чувств. Его любимая жена умерла, отдав свою жизнь в обмен на первый вздох своего ребёнка, и мужчина был готов плакать и от боли, и от счастья.
Пока медсёстры не пришли и не забрали его маленького сына к остальным детям, Курама забрался с ногами на скрипучий стул, на котором обычно люди дожидаются своей очереди к врачу, и, ещё сильнее прижав ребёнка к себе, коснулся его лба своим. Мальчик перестал плакать и, немного поглядев с любопытством на Кураму, прикрыл глазки и начал засыпать, убаюканный теплом мужчины.
Новорождённый не знал, что в тот день его отец впервые плакал.
2. До школы
читать дальшеСветловолосый мальчик заливисто смелся, глядя на строящего смешные рожицы отца. Курама облокотился на край деревянной кроватки и старательно веселил своего сына, который совсем недавно плакал от нехватки внимания. Как же дорогой отец посмел оставить его на несколько минут? Это непростительно.
- Не любишь одиночество, а, Наруто? – опустив руку к сыну и позволяя тому схватить себя за палец, спросил мужчина.
Мальчик ничего не ответил. Он был всецело поглощён пальцем Курамы, который в мгновение ока стал самой лучшей игрушкой. Подле Наруто лежали цветастые погремушки, но в какое сравнение они могут идти с пальцем, который мало того, что тёплый, так ещё и двигаться сам может? К стыду мужчины, кроме как развлекать сына, он не мог толком ничего. Когда его покойная жена читала книжки для будущих мам, он ходил зарабатывать деньги, а потом проводил с любимой тихие вечера, не обременяя себя какими-то лишними, по его мнению, знаниями. Курама планировал всему нужному научиться по ходу воспитания сына, но судьба решила иначе.
И теперь мужчина в обеденный перерыв почитывает литературу для беременных и уже родивших, пока милая нянечка следит за Наруто. Чтобы дать хорошее будущее своему сыну, Курама должен много работать, поэтому с ребёнком видится вечерами и по выходным. Полностью отдаваться своей работе мужчина всё не желал: фильмы про таких папаш показали ему, к чему приводит трудоголизм. Но и халтурить он не мог.
Успехам молодого отца можно было позавидовать, ибо он успел впитать в себя основные знания книги: как покормить, как помыть, и что может значить детский плач, и как с ним бороться. Хотя до совершенства молодой мамочки мужчине ещё далековато.
Наруто сунул палец отца в рот, и Курама порадовался, что зубов у паренька ещё нет.
- Ладно, я понял твой намёк. Пошли, поедим, - аккуратно вынув палец изо рта ребёнка, он вытер слюни о ткань домашних штанов. Взяв сына на руки, пошёл на кухню, по дороге приговаривая:
- У-у, как тут всё интересно, да? Смотри, Наруто, какие фотографии на стене висят, - останавливаясь на первой ступени, повернулся к ряду воспоминаний в рамках. Ныне покойный тесть, чьё здоровье резко пошатнулось, после известия о смерти дочери, как-то рассказывал Кураме, что фотографии, развешанные по дому, создают поистине семейную атмосферу. «Если, конечно, не запечатлены страшные люди, и родной дом не похож на мечту режиссёра фильмов ужасов» - добавил мужчина в конце.
- Что ты кривишься? – с толикой обиды и возмущения спросил Курама, обращаясь к Наруто. Показывать все фотографии было несколько неудобно и опасно, поэтому рыжеволосый остановил своё внимание только на первой, на которой, как оказалось, был запечатлён он сам. Ещё не такие длинные волосы были распущены и закинуты назад. Сам Курама будто и не желал фотографироваться: он хмуро стоял рядом с табличкой горячих источников, скрестив руки на груди.
- Тебе твой отец в молодости не нравится? Кто-то страх потерял? – грозно глядя на сына, возмущался мужчина. Да только весёлый блеск в глазах уничтожал всю показную грозность на корню.
Вместо ответа мальчик зевнул и повернул голову в бок, смотря, как одна ступенька сменяется другой, пока они не спустились вниз и не пришли не кухню. Достав из холодильника уже наполненную бутылочку, Курама поставил её в микроволновку и стал ждать, когда еда для сына нагреется. А пока он возился с техникой, Наруто потянул ручки вверх и схватился за волосы отца, когда тот прислонился к тумбе.
- Ай! – Курама чуть склонил голову, чтобы было не так больно, и сурово посмотрел на сына, который широко улыбнулся ему беззубой улыбкой. – Ну, и что ты творишь? – мягко спросил он малыша, в один миг перестав злиться.
Кроме определённых черт лица, Наруто был копией своей матери. Те же голубые глаза, те же светлые волосы. Вот и тяга к рыжим волосам не обошла Наруто стороной. У Курамы проскользнула мысль, что его жена изменила ему сама с собой, и от этой абсурдной мысли он не смог сдержать улыбки.
Внезапно Наруто отпустил прядь рыжих волос и прижал руки к груди.
- Что такое?
Курама, удивлённый таким поведением, оглядел сына, а потом осмотрелся по сторонам, но ничего не заметил. В этот момент микроволновка пикнула, сигнализируя, что еда подогрета. Открыв дверцу, Курама потянулся к бутылочке.
- Ах ты ж…
- Агу?
- Бледнолицее молоко, - вспомнив про маленькое, светлое и ещё не обременённое матами дитё, быстро изменил свой возглас мужчина и посмотрел на свою красную руку. Жгучая бутылочка лежала на полу, дверца микроволновки распахнута, а сын сильнее прижат одной рукой к груди.
- Кажется, покушаешь, - дуя на руку, произнёс Курама, - ты немного позже.
Сегодня мужчина понял, что есть существенная разница между одной-двумя и пятью минутами.
***
Скривившийся отец всегда радовал маленького мальчика, который, не обременённый какой-либо одёжкой, лежал на диване и радостно улюлюкал, глядя, как мимика и цвет лица его отца сменяются с поразительной скоростью. Причина таких гримас мужчины лежала на самом краю дивана, подальше от ребёнка и, что самое главное, от самого Курамы.
- К этому жизнь меня не готовила, - краем глаза посматривая на зловонный подгузник, пробормотал рыжеволосый, а после резко зажмурился. Отсчитав секунд десять, он посмотрел на биологическое оружие отцовского поражения и разочарованно вздохнул:
- Не исчез. Уже в который раз. Я точно не волшебник.
Быстро сбегав на кухню и достав из выдвижного ящика ярко-жёлтые перчатки, в которые наспех облачил правую руку, Курама вернулся к сыну и, взяв вонючий свёрток за самый чистый край, держа подальше от себя, направился к мусорному ведру. Когда раздался шум упавшего подгузника, мужчина вздохнул с облегчением и, сняв перчатку, да кинув в раковину её, пошёл к сыну.
- Почему ты меня не предупредил, что ты такой засранец, Наруто?
Мальчик, игнорируя вопрос Курамы, потянул к папе ручки, тонко намекая, что не желает больше созерцать только потолок и отца, и поэтому мужчина должен поносить его на руках. Курама нагнулся к сыну и, дав мальчику схватить себя за пальцы, тихо произнёс:
- Детей с грязной попой не катаем.
Не понимая слова отца и уже увлечённый двумя новыми игрушками, Наруто заулыбался и издал радостный возглас. Для счастья ему нужно было совсем немного. Несмотря на свою собственную фразу, Курама всё же поднял сына, подхватив того под мышки, и держа от себя на расстоянии вытянутых рук. Для Наруто это было забавно, а для мужчины безопасно, поэтому они, достигнув компромисса, направились в ванную.
После миллионов брызг и разбросанных по тёмному кафелю бутылочек для мытья маленьких детей, Курама всё же добился желаемого результата – его сын чист, и никакая цветастая масса не угрожала оставить свой след на чистой футболке.
***
Наруто сидел на диване и победно смотрел на взъерошенного Кураму, надувая маленькие слюнявые пузыри. Мужчина то и дело трепал свои волосы, пока пытался выпросить у сына какое-нибудь слово.
Но мальчик молчал и даже банальное «агу» не произносил. Курама уже со страхом представлял, как его сын будет учиться в школе, если уже сейчас он противился обучению одних из наиболее важных умений, как ходить и говорить. А как приучать к горшку? Перед взором мужчины уже предстали красочные картины, как Наруто демонстративно терпит или же, наоборот, ходит мимо. Содрогнувшись, Курама повернулся к сыну.
- Наруто, миленький, родненький, ну, давай, скажи «папа», или «мама», или «я», - мальчик непонимающе смотрел на отца. - Сматерись! – тут уже ребёнок радостно улыбнулся, но так и продолжил молчать.
Курама повернулся к стене и, опираясь на неё ладонью, скорбно произнёс, обращаясь к фотографии:
- Милая, ты не была такой упрямой. Неужели это он в меня?
Подобные разговоры с фотографией происходили часто в последние дни. Мужчина приходил вечером с работы, отпуская нянечку, садился с сыном на диван и начинал беседу. По книге, запасные экземпляры которой были и дома, и на работе, и в машине, его сын должен уже начинать произносить первые банальные слова. Никто не сказал мужчине, что каждый ребёнок – это индивидуальность, которая сама решает, когда настало время радовать родителя своим голосом и топаньем ножек, поэтому Курама говорил, говорил и говорил. Наруто вначале внимательно следил за отцом, а после начинал шалить или лезть к папе, требуя свою долю отцовской нежности. И всё это время, будто чувствуя, что от него хотят, молчал.
Курама тяжело вздохнул и посадил Наруто на пол, уходя на кухню. Мальчик рос подвижным и шустрым, поэтому оставлять его на возвышенности, откуда он мог упасть, Курама не решался, а просто опускал вниз, позволяя мальчугану познавать окружающий его мир. Специально для такой свободы действий сына, мужчина сделал дом более-менее безопасным: убрал хрупкие вещи, вставил защитные пальчики в розетки, провода спрятал и т.д. Поэтому Курама практически без страха оставлял ненадолго сына, как, например, сейчас. Уставший и расстроенный, мужчина сделал себе бутерброд и вернулся к Наруто, который сидел на полу и с распахнутыми глазами смотрел на фотографию молодой женщины. Она прижимала белую шляпку к голове и широко улыбалась в объектив. Это фото Курама сделал, когда они первый раз поехали отдыхать.
- Что, нравится мама? – откусывая кусок от бутерброда, спрашивает мужчина, плюхаясь на диван.
Наруто обернулся на голос отца, но потом снова устремил взор голубых глаз на фотографию. Мальчик последние дни часто смотрел на изображение матери и мог подолгу сидеть на одном месте, что было не свойственно его обычной гиперактивности.
- Ма-а, - протянул один слог мальчик и потянул ручки к фотографии, а потом повернулся и, повторив незамысловатый слог, потянулся к отцу.
Мужчина подавился кусочком бутерброда.
***
- Ну, давай, Наруто, делай шажочек, - Курама тянул руки к сыну, который, пошатываясь, пытался встать на ноги.
Мужчина сидел на корточках подле мальчика, чтобы в любой момент его поймать и не дать удариться носом об пол. Наруто радостно улыбнулся и, стоя на согнутых ножках, потянулся к отцу, но, вместо робких шагов, он начал падать. Курама похвалил себя за то, что прочитал главу «первые шажочки».
Наруто крепко ухватился за руки отца и испуганно посмотрел ему в глаза.
- Что, не хочешь больше учиться ходить?
Мальчик помотал головой и попытался прижаться к Кураме, как бы намекая, что хочет на ручки, но мужчина мягко оттолкнул его.
- А надо. Наруто, ты же мальчик целеустремлённый, так что давай, покажи папе свою решимость, - начал подбадривать сына Курама, но ребёнок капризно сел на пол и отказывался делать шаги, отдавая предпочтение ползанью.
- Так, Наруто, ты не мужик, что ли? Ну-ка быстро встал на ножки, - грозно произнёс Курама, но на его слова сын отреагировал не так, как он ожидал. Мальчик демонстративно лёг на полу, как звезда на дне океана.
Курама склонился над сыном и посмотрел в его бесстыжие глаза. Наруто упорно отказывался вставать с пола и ждал ответного шага отца. Мужчина огляделся по сторонам, будто совершает какое-то преступление, а потом резко схватил сына за щиколотки под радостный детский смех. Гладкий чистый пол не причинял мальчику ни боли, ни неудобств, поэтому ничего не мешало ему громко хохотать и с безмолвным обожанием смотреть на отца. Он мог поднять мальчика одной рукой, он мог бегать быстро-быстро, он мог сделать невозможное. Сейчас высокий рыжеволосый мужчина был для него его личным супергероем, каждый день совершающим какое-нибудь чудо. А большего Наруто и не надо было. Ну, разве что, чего-нибудь вкусненького и новую игрушку.
Сегодня уроки ходьбы закончены.
***
- Ма-а, смотли, что я налисовал, - Наруто подбежал к Кураме и протянул тому смятый, разукрашенный листок.
Мужчина оторвался от документов и устало посмотрел на сына, который как назвал его «Ма-а» в первый раз, так и продолжает называть, потом и на рисунок. Детской ручкой было нарисовано зелёное поле и яркое солнышко, под которым предположительно стояли сам Курама и Наруто, держась за руки и улыбаясь.
«Ну, спасибо, сын, что не в платье меня изобразил»
- Молодец, Наруто, - он потрепал сына по светлым волосам и, под пристальным взглядом голубых глаз, положил рисунок под стекло – на самое видное место.
Мальчик заулыбался и побежал назад к дивану, возле которого были разбросаны бумаги, карандаши и фломастеры.
На Кураму свалилось много работы, поэтому домой он стал приходить поздно. Вначале он, как и многие родители, записал сына в детский сад, где тот смог познакомиться с другими детьми, и играл столько, сколько хочет, да ещё и на свежем воздухе гулял, но, к несчастью, из-за работы мужчина уже не мог вовремя забирать сына из садика, поэтому он стал брать его с собой на работу.
Наруто послушно находился в кабинете отца, пока тот разбирался с документами и что-то печатал на компьютере. Мальчик либо рисовал, как сейчас, либо собирал купленную отцом мозаику, или же играл с принесёнными из дома роботами. А потом, когда наступало время обеда, выходил с Курамой в ближайшее кафе.
По пути он мог побегать, размяться, а за самой трапезой был окружен вниманием молодых официанток, которые то и дело приносили ему что-то вкусненькое за счёт заведения. Такой распорядок устраивал и Наруто, и Кураму.
Хотя бывали дни, когда мальчик покидал заработавшегося отца и начинал отвлекать его сослуживцев, пока однажды Наруто не натолкнулся на начальника Курамы и не начал дёргать того за штанину, прося покатать на спине.
С того раза Курама закрывал дверь на ключ.
3. Взросление
читать дальшеСолнечные лучи лениво заползали на подоконник и обхватывали скромный горшок с яркой глоксинией. Утренние пташки начинали весело щебетать под окнами, воспевая оду весне, ступившей на землю Японии.
Курама поправлял форму сына и приглаживал тому волосы. Наруто кривился от такой заботы и, как только мужчина отвернулся, растрепал свою блондинистую шевелюру. Мальчику хотелось снять непривычную одежду и надеть ярко-оранжевую футболку да потёртые от постоянной носки штаны. Сегодня был важный для Наруто день, но он испытывал не радость, а отвращение ко всей этой суматохе. Курама ожидал подобной реакции ещё со времен «первых шагов и слов», когда сын противился учёбе. И сейчас Наруто будто бы чувствовал, на что обрекает его любимый отец.
- Папа, я не хочу туда. Давай пойдём и поедим моложенное? – мальчик, ещё с трудом выговаривая букву «р», с надеждой посмотрел на Кураму, но тот помотал головой:
- Вот сходим в школу, а на обратном пути и за мороженным пойдём, - мужчина поцеловал сына в лоб и не смог сдержать улыбки, услышав тихое «а потом и не надо». Взяв с тумбы ключи от машины, Курама вручил Наруто небольшой букет и подтолкнул к открытой двери, но сын бросил цветы на пол и схватился за дверной косяк, не желая двигаться с места и покидать отчий дом.
- Это что такое?! – возмутился мужчина и, обняв сына за живот, мягко потянул на улицу, но детские ручки крепко вцепились за тёмное дерево. – Наруто! Быстро прекрати баловаться! – грозно выкрикнул Курама, но сын лишь закричал в ответ:
- Не-ет! Не пойду! Не хочу! Столько лет мучений! Лучше убей меня-я-я!
- Тебе пон... - с трудом уговаривал сына мужчина, - ...равится. Там кормят, появятся новые друзья, ближе к вечеру домой. Да и сегодня не надо учиться. Только постоять немножко.
Курама продолжал аккуратно тянуть сына на себя, надеясь без применения лишней силы отцепить Наруто от дверного косяка.
- Не пловедёшь меня, - ладони мальчика вспотели, и пальцы начали соскальзывать, но он не сдавался. - Это Геенна огненная! Католга, котолая оставит тлавму на всю жизнь!
- Ты где таких слов нахватался?! – удивился Курама, не отпуская сына.
Мужчина бросил взгляд на часы. Тут же поняв, что они опаздывают, одним рывком отодрал Наруто от дверного косяка и, закинув сына через плечо, поднял смятый букет, закрыл дверь и направился к машине.
Мальчик бил отца по спине несчастным букетом, в котором уже было сломано несколько цветов, плакал и кричал, но Курама стойко терпел подобное избиение. Проходящие мимо прохожие ещё долго будут вспоминать крики «Помогите! Похищают!» или же «Папа, спаси меня!», а сам «похититель» удивляться тому, что ни один человек не позвонил после таких возгласов в полицию.
***
Курама сидел в кабинете директора и с гордостью смотрел на своего сына, хотя должен был вести себя совершенно противоположно.
Школьная форма мальчика была порвана и испачкана. На щеке Наруто красовался небольшой, но яркий синяк в ореоле грязи, а на колене обработанная доброй медсестрой рана. Рядом с блондином стоял ещё один мальчик, чей вид был не лучше. Чёрные волосы стояли петухом, когда-то белая рубашка теперь имела только один путь – в мусорную корзину, штаны были порваны похлеще, чем у Наруто. Тёмные глаза злобно смотрели в голубые, и было видно, что мальчик еле сдерживается, чтобы не продолжить драку и не отыграться за поставленный под левым глазом фингал, который, собственно, и был причиной гордости Курамы.
- Так кто начал драку? – мягко спросил мужчина, глядя на потрёпанных мальчиков.
- Неважно кто, главное, что у Саске теперь синяк под глазом, - вытирая пот со лба, произнёс толстый директор.
- А у моего сына на щеке, и что? Вы делаете разницу между детьми, господин директор? – угрожающе спросил Курама, переводя взгляд на обильно потевшего мужчину.
- Обычно нет, но… - директор встал из-за стола, подошёл к отцу Наруто и начал шептать тому на ухо, чтобы дети не услышали. - Он из семьи Учиха, а те долгие годы спонсируют нашу школу. Принесите мальчику извинения и мы мирно разойдёмся. А то я боюсь, что его родители…
- Мальчик мой, - Курама посмотрел на сына. - Саске из более богатой и влиятельной семьи, чем мы, и одна его жалоба может принести проблемы, как школе, так и нам. В драке участвовал не я, поэтому ответственность лежит всецело на тебе. Так что тебе и решать - просить прощение или нет.
Саске и директор выжидательно посмотрели на Наруто. Блондин повернулся к маленькому Учихе и, немного подумав, слегка поклонился и произнёс:
- Прошу простить моё недостойное поведение. Я сожалею, что посмел ударить тебя и причинить неудобства, - на слегка странное извинение для ученика младших классов Саске гордо задрал нос и посмотрел на Наруто уже с нескрываемым презрением.
Блондин быстро выпрямился и, ухмыльнувшись, громко заявил:
- Ты это хотел услышать, козёл? А вот хрен тебе! Плевать мне, кто ты, и кто твои родители. Это не помешает мне надрать твою наглую задни…мпф, - договорить мальчику не дали, ибо Курама мягко закрыл рукой рот сыну и, улыбнувшись директору, произнёс:
- Раз Наруто не считает Саске достойным своих извинений, то мы, пожалуй, пойдем. А если господа Учихи захотят переговорить со мной, то дайте им мой номер телефона. До свидания, - попрощался мужчина и закрыл за собой и Наруто дверь.
Мальчик с опаской посмотрел на отца.
- Ты не сердишься?
- За то, что ты подрался со своим одноклассником и отказался просить прощение? – Наруто кивнул. - Нет, нисколько. Наоборот, я горжусь, что ты не придал значение социальному статусу.
Блондин радостно улыбнулся, но улыбка спала под строгим взглядом Курамы.
- А вот за грубые слова, что я услышал сейчас, кто-то получит по пятой точке.
***
Забавного вида брюнет в пёстром костюме и с огромной розовой бабочкой на шее быстро тараторил, и, судя по бурному смеху, это была какая-то весёлая история. Даже если бы у телевизора не было звука, то Наруто бы всё равно улыбался, ибо только один вид ведущих и участников любой развлекательной японской передачи веселил лучше любого анекдота.
- Сын, - Курама сел за стол напротив мальчика. - Нам надо серьёзно поговорить.
До прихода отца, Наруто готовился к своему стандартному ужину – лапше быстрого приготовления. Ещё в младших классах Курама заметил эту невероятную страсть сына к столь вредной еде. Вначале мужчина отчитывал его за неправильное питание, потом совершал рейд на комнату блондина и выбрасывал все его запасы, после забирал почти готовую вкусность из-под носа и заменял её рисом, салатом или ещё чем-нибудь более полезным. Но всё оказалось бесполезным, и Кураме пришлось смириться с сыновьими предпочтениями в еде.
«Заработает аппендицит – поймёт» - говорил себе мужчина, да только у Наруто был удивительно крепкий организм.
Лапша, которую паренёк собирался спокойно съесть, сползла с палочек и упала в тарелку, разбрызгав по краям бульон. Наруто проследил, как его отец с волнением потирает одну руку о другую, и вопросительно поднял бровь.
- Я понимаю, что ты ещё мал, но думаю, что лучше рассказать сейчас, чем когда уже в этом не будет никакой необходимости.
- Пап, если ты хочешь мне рассказать, что нельзя уходить с незнакомыми дяденьками и тётеньками, то можешь не тратить на это время. Нам этим учителя все уши прожужжали.
- Нет-нет, - отмахнулся мужчина. – Я тебе про другое хочу рассказать.
Наруто положил палочки на тарелку и отодвинул оную в сторону, показывая, что готов внимать речи отца.
- Кхм, так вот, - Курама поднял со стола горшок с оранжевым цветком и поставил на стол. - У цветочков есть пестики и тычинки…
***
Курама стоял у ворот школы и ждал Наруто. Сегодня начинаются каникулы, и они с сыном решили съездить к бабушке с дедушкой паренька и родителями Курамы по совместительству. Все вещи были упакованы ещё с утра и покоились в багажнике, поэтому мужчине осталось только дождаться своего сына.
Светловолосое чудо появилось достаточно быстро. Оно буквально выбежало из школы и примчалось к отцу с невообразимой скоростью.
- Папа! А у меня есть брат? – растрёпанный парнишка безумным взглядом смотрел на Кураму, который опешил от такого вопроса.
- С-с чего ты взял?
Ничего не говоря, Наруто скрылся за стенами школы, оставляя отца шокировано стоять на одном месте, но появился так же быстро, как и первый раз, только уже не один.
- Смотри! У новенького тоже огонь на голове.
Курама с сочувствием посмотрел на рыжего паренька, в бирюзовых глазах которого читалась боль и страдание из-за натиска шумного блондина. Волосы приведённого мальчика были намного короче волос Курамы, но были такими же ярко-рыжими, как у него самого. Мужчина положил руку на плечо школьника и серьёзно произнёс:
- Крепись, брат, он теперь от тебя не отстанет.
***
Родители Курамы уже десятый раз пожалели о своём предложении провести сыну и внуку недельку у них. Относительно большой дом стал полем для игрищ озорного мальчишки, которого интересовал весь мир в целом и каждая пылинка в отдельности. Мальчик поначалу восхищенно рассматривал выдержанный в традиционном стиле дом, а потом решил, что хватит строить из себя паиньку и ударился во все тяжкие. Наруто выбегал из самых неожиданных мест, чем доводил хозяев дома до преждевременного инфаркта.
Ближе к вечеру первого дня уже были сломаны двери, разбиты вазы, выкопаны ямки, испуганы собаки и старый кот, построено укрепление из найденных досок, потерян топор, испачкано кимоно.
Когда родители требовали от сына строгости по отношению к шумному мальчику, Курама только посмеивался и, поправив пояс домашнего кимоно, делал очередной глоток сакэ. Кто-кто, а рыжеволосый мужчина собирался как следует отдохнуть.
***
Выпив холодную воду одним мощным глотком и с громким стуком поставив стакан на стол, Курама прижал телефон к уху:
Курама позвонил ей несколько минут назад, его речь была сбивчивой, а сам он тяжело дышал, будто после долгого бега. Пока сын делал глоток живительной влаги, чтобы немного успокоиться, она, положив руку на сердце, терпеливо ждала, надеясь, что от страха и волнения её сердце не выпрыгнет из груди.
- Наруто, он…
- Боже, что такое? – от интонации Курамы у женщины закружилась голова, а во рту пересохло.
Самые страшные варианты промелькнули перед её карими глазами, и от каждой картинки ей становилось всё хуже и хуже, пока сын не закончил фразу:
- Девушку сегодня приводит.
- Тьфу ты! Я уже думала, что что-то страшное случилось, - хоть голос женщины был ворчливым, но всё же она не могла не вздохнуть с облегчением.
***
Наруто мирно доедал свой рамен и почувствовал чувство дежавю, когда отец с серьёзным выражением лица сел напротив.
- Пестики и тычинки? – быстро съев лапшу, спрашивает блондин.
Курама мотает головой. Мужчина делает глубокий вздох и внимательно смотрит на сына, который чувствовал, что всё внутри съёжилось от страха.
«Неужели он нашёл тот журнал? Или посмотрел историю в браузере? Чёрт-чёрт, как неосмотрительно!» - корил себя Наруто, пока Курама не начал:
- Сын мой.
- Да, отец.
- Не перебивай меня.
- Хорошо.
- Так вот. Сын мой, - повторил мужчина. - Я должен тебе признаться – я тебе врал.
- О чём ты? – в голове парня пронеслось множество мыслей, начиная от «я не твой настоящий отец, на самом деле я твоя мать» и заканчивая «ты супергерой, который должен спасти человечество».
- Кхм, я подумал и решил, что сейчас самое время сказать правду, - Курама облизал пересохшие губы и продолжил. - Аист не приносит детей.
***
Блондин смотрел на большой пёстрый плакат и понимал, что у него нервно дёргается бровь. «Ты сдашь экзамены, сын! Или я разбросаю по всему городу копии фотографии, где ты на горшке и испачкан в шоколаде».
Плакат от любимого папочки был тем самым толчком к упорной подготовке к экзаменам, чтобы перевестись в старшую школу. Наруто сел за стол, окружил себя учебниками и… завис.
Нет, конечно, ему не хотелось, чтобы такое позорное фото увидел весь город, но он понимал, что есть вещи, которые можно совершить благодаря упорному труду, и есть такое понятие, как «идиот, который не шарит ни в точных, ни в гуманитарных науках, но от этого не менее очарователен и крут». И с каждым днём в школе Наруто понимал, что эта фраза хорошо его описывает.
Парень грустно вздохнул и решил начать повторять самый простой предмет, да только прочитав заголовки всех учебников, он понял, что нет такого предмета.
Тяжело вздохнув, Наруто достал из кармана телефон и печально начал искать в контактах знакомый номер.
Пошли гудки, и сейчас они казались блондину похоронным маршем. Послышался щелчок, а после грубый голос:
- Да?
- Привет, Саске! У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
- Да ну? – Наруто буквально услышал, как брюнет ухмыльнулся.
- Хочешь получать целую бурю разнообразных эмоций, от ненависти до торжества, всю неделю с шести до девяти?
- В смысле?
- Помоги мне подготовиться к экзамену, - с мольбой попросил Наруто. Раздалось тревожное молчание, после чего голубоглазый услышал:
- Хм, дай-ка подумать. Ты прилип ко мне, как банный лист, мы постоянно ссоримся, и я получаю массу оскорблений и побоев, которые никогда от родного отца не получал, и при этом просишь помочь тебе с экзаменами? Ну, конечно же… нет. Буду рад позлорадствовать над второгодником-Наруто.
- Саске-е-е, мы же друзья!
- Да ну?! – искренне удивился Учиха.
- Саске, а я знаю, что ты делал прошлым летом, - вспомнив один из просмотренных фильмов, брякнул Наруто, не зная, как ещё уговорить Саске ему помочь.
- Я люблю зеленый чай, - быстро проговорил Учиха и повесил трубку.
Наруто с удивлением посмотрел на загоревшийся экран телефона, из которого раздавались гудки, пока парень не отключил его.
«Что же ты делал прошлым летом?»
***
После долгого рабочего дня Курама практически без сил ввалился домой и, бросив ключи и папку с документами на тумбу, прошёл на кухню, из которой раздавался приятный запах заваренного чая. Когда весь день состоял из одних нервов, суматохи и непрерывной умственной работы, подобный аромат не мог не радовать. Сразу появлялось ощущение уюта и спокойствия, который были так необходимы мужчине в этот час.
На кухне Наруто сидел на стуле и печально смотрел в раскрытую тетрадь. Мужчина не сразу заметил ещё одного парня, сидящего напротив его сына. Аккуратно одетый брюнет нервно отхлёбывал свой чай и чего-то ждал. Тонкие пальцы сжимали улыбающуюся кружку, которая никак не сочеталась с хмурым парнем.
Приятный запах чая напомнил мужчине, что перерыва на работе он не видал так же, как его мать заграницу, поэтому желудок требовал положенной ему пищи.
- Привет, пап, - тихо произнёс Наруто, не мигающим взором глядя на символы в тетради.
- Добрый вечер, - сдержанно поприветствовал его брюнет, отпивая ещё немного чая.
- А что вы делаете? – выглянув из холодильника, кивает в сторону тетрадей и учебников.
- Демонов вызываем на эльфийском языке, - монотонно ответил Наруто и грустно посмотрел на отца. - Это так весело-о-о.
Весь внешний вид блондина вызывал нескончаемый прилив жалости. Казалось, что внутреннее солнце парня померкло, и теперь он представлял комок серости и печали. Голубые глаза были чуть прикрыты, будто Наруто не спал всю ночь и клевал носом, а улыбка больше не украшала лицо парня.
- Я помогаю ему с алгеброй, - расшифровал лепет блондина Учиха.
- М-м-м, - глубокомысленно протянул Курама и, уставившись на Саске, произнёс. - А ты кто?
Фраза своей не своевременностью заставила ненадолго зависнуть самого Учиху и оживиться Наруто, ибо блондин нашёл повод отвлечься от учёбы.
- Пап, вы же знакомы. Это Саске.
Курама скрестил руки на груди и честно пытался вспомнить брюнета, но перед глазами появлялся только размытый образ, который ничего толкового не давал.
- Мы ещё в детстве первый раз подрались. Он мне на щеке синяк поставил, а я ему под глазом, - дал подсказку сын.
- А! – сразу же вспомнил Курама. - Прости, Учиха, без фингала не признал, - вернувшись к поиску чего-нибудь вкусненького, пробормотал мужчина. - Учитесь, учитесь, мальчики. Экзамены не за горами.
В этот вечер уровень любви к отцу повысился ещё на один градус.
***
Курама с гордостью повесил фотографию со школьного выпуска Наруто рядом со снимком своей жены.
Парень стоял в компании своих друзей и широко улыбался, обнимая двоих за плечи. Саске смотрел чуть в сторону, а растрёпанный шатен с двумя татуировками тянул лыбу не хуже Наруто. Позади парней стоял их несчастный рыжий одноклассник, боль и страдания которого Курама понимал как никто другой, а возле него розоволосая девушка, которая, вместе с длинноволосой подругой, держала пальцы в жесте «победа». На их лицах читалась радость, которую испытывает каждый школьник, прощаясь с годами «детского» обучения. Да, в этот день было много слёз, а сентиментальность упала тяжким грузом, но это не было причиной, чтобы не радоваться успешному завершению школьного обучения.
Если бы Курама не был серьёзным мужчиной, то пустил бы слезу счастья за своё окончившее школу чадо. Прошло столько лет с тех пор, как Наруто вцепился в дверной косяк и отказывался идти в первый класс, а для Курамы всё промелькнуло, будто за один год. Пройдя через множество драк, слёз, выговоров от учителей и директора, Наруто вырос шумным, искренним и светлым человеком, и мужчина не мог им не гордиться.
Курама поправил немного скосившуюся фотографию и направился в спальню. Сегодня его сын вернётся поздно и, как догадывался мужчина, «слегка» подшофе, ибо Наруто изъявил желание отпраздновать окончание школы в кругу друзей. А Курама тоже был школьником, тоже поступал в университет, поэтому знает, как всё происходит на самом деле. Мужчина был готов ко всему и только молился, чтобы Наруто, хоть и поздно, но всё же вернулся домой, а не встретил ясное солнышко где-то у чёрта на куличиках, полуголый и в компании неизвестных ему людей. Хотя, зная характер сына, он очень сильно сомневался, что Бог услышит его молитвы. С буйным блондином, казалось, даже сам Всевышний не способен справиться.
Подойдя к своему ложе, Курама остановился и, немного подумав, открыл шкаф и начал рыться в нижних полках. После непродолжительных поисков, он выудил небольшую коробку, из которой достал видеокамеру. Возвращение Наруто он был просто обязан запечатлеть.
Поставив будильник часов на двенадцать ночи, чтобы и выспаться, и не пропустить возвращение сына, на которое Курама надеялся, он положил камеру на пол подле тумбы. Сняв стягивающую волосы резинку и растрепав их, мужчина откинул в сторону тонкое одеяло и быстро лёг в постель, с предвкушением ожидая начала ночи.
Сегодня он получит видео, которое будет забавлять его долгие годы.
***
Холодный ветер поднимал в воздух яркие листья и кружил их в своём осеннем танце. Небо было затянуто серыми тучами и казалось, что вот-вот хлынет дождь.
Курама поёжился и поправил светло-коричневый вязаный шарф. Любящий лето, яркое солнце и сопутствующую им духоту, мужчина всегда одевался тепло, как только начинали желтеть листья. Большинство японцев надели лёгкие куртки, но многие носили их, не застёгивая, ведь днём солнышко ещё пригревало, пусть и не так хорошо, как месяц назад.
Затянув потуже рыжий хвост, Курама включил сигнализацию и направился в дом, в тепло. На пороге, вместо привычных пар тапок, стояли коробки, что не могло не удивить мужчину. Сняв верхнюю одежду и аккуратно повесив её на крючок, он быстро переобулся и прошёлся на кухню. Там никого не было, зато раздался непонятный шум со второго этажа, куда Курама незамедлительно направился. Быстро преодолев скрипящие под весом мужчины ступени, он чуть ли не вбежал в комнату сына.
Наруто стоял в полупустой комнате в окружении нескольких коробок. Некоторые из них были уже перемотаны скотчем, и нельзя было узнать, что внутри. Но штуки две были ещё открытыми. Из одной коробки торчал лисий хвост – подарок на восьмилетие от Курамы, а из другой виднелась небольшая стопочка книг.
Заметив отца, Наруто чуть виновато улыбнулся.
- Привет, пап. Уже вернулся?
- Как видишь, - медленно произнёс Курама, продолжая шокировано осматривать комнату сына. – Мы переезжаем, а я не знаю об этом?
- Эм… - парень замялся ненадолго, но после уже более спокойно продолжил. - Не мы, а только я. Лежал я как-то вечером, и пришло тогда осознание, что я взрослый мужик, а всё ещё живу с папой.
- И что в этом плохого? – не понимая, к чему клонит Наруто, спросил Курама.
- Ну, я решил, что мне стоит жить отдельно, ведь нужно учиться самостоятельности. Да и потом, вот начнётся у меня разнообразная личная жизнь, и что мне делать? Не говорить же девушке: «Т-ш-ш, тихо идём в мою комнату и не шумим, а то у папы сон чуткий».
Со словами сына Курама поспорить не мог, но и вот так легко принять переезд Наруто, который даже не посвятил его в свои планы, он тоже не мог. А если бы он задержался, то что тогда? Пришёл домой, а тут на тебе! Комната сына пуста, а на холодильнике записка «Хочу самостоятельности. Люблю. Целую. Не скучай»? Такое отношение не нравилось Кураме.
- Почему ты мне ничего не сказал? - проходя в комнату и садясь на кровать, спрашивает мужчина.
- Ну, - Наруто почесал затылок. - На квартиру, которая мне нравится, претендовал ещё кто-то.
Сразу заплатить у меня не было возможности, и я уже думал, что её выкупят, поэтому решил, что нет смыла тебе говорить о том, что, возможно, не сбудется. Но вышло так, что второй претендент отказался. То ли что-то не понравилось, то ли нашёл другой вариант, но суть одна – мне сразу позвонили и сказали, что соперников у меня нет. И вот, в общем, я начал потихоньку собираться. Ты не волнуйся! Никакой записки я оставлять не собирался. Хотел всё лично, как сейчас, сказать.
- Ну, спасибо и на этом, - грустно улыбнулся Курама. - Как хоть за квартиру платить будешь?
- А я на работу устроился, - радостно сообщил блондин. - Сестра Кибы – владелица ветеринарной клиники, и ей нужны были лишние руки, чтобы выполнять не врачебную работу. Принести там что-нибудь, с документами разобраться, зверюшек покормить.
- И когда ты всё успел?
- О работе мы ещё на последнем году в школе говорили. Хана, так сестру Кибы зовут, сказала, что как только поступлю, могу сразу обращаться. А с квартирой месяц, может больше, возился. Ты не рад, пап? – обеспокоенно взглянул на отца Наруто, видя, как Курама сгорбился и понуро глядел на пол.
- Нет, что ты, - голос мужчины был тихим, но всё равно хорошо слышимым в полупустой комнате. - Я рад, что мой сын становится самостоятельным и старается сделать всё сам. Просто это действительно как-то внезапно. Если бы ты сказал хотя бы неделю назад, я бы хоть морально подготовился. А сейчас? Только что узнал и уже провожать надо.
- Ну, пап, - Наруто сел рядом с Курамой. - Прости меня за это. Всё как-то быстро произошло, что не нашёл времени. Я буду навещать тебя, и ключи дам запасные, и на праздники приходить буду…
- Не утешай меня, как какую-нибудь курочку-наседку или полумёртвого старика, которого в дом престарелых отдать хочешь, - немного грубо произнёс мужчина, но тут же смягчился. - Помочь с коробками?
- Угу, - Наруто кивнул и встал с кровати. За ним и Курама.
Мужчина посмотрел по сторонам и подошёл к полке, с которой взял ярко-зелёную книжку со сказками для детей.
- А её брать не будешь? – видя, как скривился его «совсем уже взрослый» сын, Курама улыбнулся и положил книжку на место. – Так что надо сложить?
Достаточно быстро они собрали все нужные Наруто вещи и замотали скотчем все коробки. Мужчина старался не думать, что этот вечер он уже будет проводить один, а не в компании шумного сына, который мало изменился за столько лет. Да, возмужал, отчасти поумнел, стал чуточку серьёзнее, но он до сих пор предпочитает хаос аккуратности, ест одну лапшу, если вовремя не предложить что-то более полезное, бывает забывчивым, так и не подружился со стиральной машинкой, готов держать двери всегда открытыми и приютить десять незнакомых людей. Да из-за одного такого пункта Курама с радостью бы запер сына в его же комнате, не посмотрев на возраст оного. Но вряд ли бы это остановило Наруто. Факт есть факт.
Поэтому мужчина как можно медленнее нёс коробки в машину, оправдывая себя тем, что из-за лишней спешки может навернуться с лестницы или уронить тяжкий груз на ногу. Об истинных причинах медлительности отца Наруто догадывался, но молчал. Ему было одновременно и грустно и радостно. Отец в очередной раз показывал свою любовь, не желая расставаться с сыном (пусть они и будут жить в одном городе), и от этого теплело на сердце. Но мысль, что сегодня он проведёт первую ночь в одиночестве, в своей необжитой квартире, заставляла блеск в голубых глазах немного потухнуть, уступив место печали и сентиментальности.
Когда последняя коробка заняла почётное место в просторной машине, Курама почувствовал, как его сердце пропустило несколько ударов. Он положил руку на плечо Наруто и спросил:
- Ты точно уверен, что хочешь переехать?
Сын кивнул, и, не желая терять время на очередной поток мыслей грустной мамаши, которые вот-вот собирались вновь нахлынуть, Курама сел в машину и стал ждать, когда Наруто займет место рядом с ним. Но, в отличие от него, блондин медлил. Он стоял рядом с машиной и смотрел на родные сердцу окна с яркими шторами в его бывшей комнате. Взгляд скользнул по стенам и зацепился за тонкую трещинку потрескавшейся краски, и Наруто слегка улыбнулся. Его родной дом тоже растёт, у него тоже есть своя история, неразрывно связанная с жизнью их маленькой семьи.
- Ты решил пустить корни и остаться? – опустив стекло, выглядывает из машины Курама.
Наруто вздрогнул и повернулся к отцу. Ничего не говоря, он медленно обогнул их верную четырёхколёсную подругу и сел рядом с мужчиной, на автомате пристёгиваясь. Громко захлопнул дверь.
- Трогай, шеф, - скомандовал парень, чем вызвал лёгкую улыбку у отца.
- Куда ехать-то? – взъерошив волосы сына, спрашивает Курама и заводит машину.
Урчание мотора ласкало слух. Почувствовалась лёгкая вибрация. Рыжий, озорной лисёнок – ароматизатор для машины слегка раскачивался из стороны в сторону и хитро смотрел на отца с сыном, прищурившись. Наруто прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Курама терпеливо ждал, не решаясь прервать молчание сына. Возможно, надеясь услышать радостное и победное: «Ха-ха, поверил! Вылезай, будем распаковываться». Но никакого повода для розыгрыша, тем более такого, не было. Наруто повернул голову к отцу и, лениво открыв глаза, произнёс:
- Во взрослую жизнь, папа. Вези меня во взрослую жизнь.
читать дальшеВ моём доме поселился зайчик. Он очень маленький, пушистый и золотой. Каждое утро он запрыгивал в мою комнату и долго сидит на своём месте – одном из больших подсолнухов, что украшают стены моей комнаты, а после медленно перебирался выше, к потолку.
Мне нравилось лежать в кровати, прятаться под теплым одеялом и следить за ним. Кажется, что интересного в наблюдении за неподвижным зайчиком? А много чего!
Когда проезжала машина, он прятался. Светлое пятнышко пропадало быстро с моих глаз, но буквально через секунду он появлялся снова. Или когда за окном бушевал ветер, зайчик дрожал, как от холода. И неизвестно, что он мог сделать ещё. То ли что-нибудь случится, то ли ничего не произойдет, а ты сидишь в ожидании, бросаешь время от времени взгляды на него или же, как охотник в засаде ждёшь, что же предпримет маленький зверек. И эта непредсказуемость заставляла удивляться каждый раз.
Когда огромные тучи закрывали небо, зайчик ко мне не приходил. Как-то раз я долго-долго сидела на одном месте и смотрела на подсолнух в ожидании появления моего маленького друга. На улице лил дождь, а ветер с пугающим свистом проносился мимо моих окон, проникая в комнату сквозь маленькие щели. Такая погода меня пугала, и я надеялась, что с моими страхами поможет мне справиться мой зайчик. Но он так и не пришел. Видимо, зайчик тоже боялся выходить из своего дома в ту погоду. Только на следующий день, когда вновь было чистое небо и яркое солнце, он появился. И с его приходом в комнате стало вновь так тепло и светло, что казалось, будто я нахожусь в своём маленьком волшебном мире, о котором знаю только я и зайчик. Мы с зайчиком были практически неразлучны. Он утром встречал меня вместе с лучами солнца, терпеливо ждал на своём привычном месте, когда я куда-нибудь уходила, а после так же верно был подле меня, пока вечер не опускался на город.
Я знакомила своих друзей с зайчиком. Вначале они радостно улыбались, пытались с ним поиграть, но, встречаясь с безответностью, забывали про него. Зайчик был просто скромным. А они не понимали. Когда стали старше, то друзья перестали быть ими. Они называли меня странной и смеялись над моей дружбой с зайчиком. Говорили, что и он, и я плохие. Сами они плохие: зайчик был со мной много лет и ни разу не обидел, а они пришли и, когда надоело играть фальшивую дружбу, попытались растоптать. Жестокие дети.
Потом я пошла в школу. Уроки протекали медленно, они мне не особо нравились. Папа говорил, что мне надо завести хотя бы одного друга, чтобы быть «нормальной» девочкой. Но у меня уже был друг. Я тыкала пальчиком в центр цветка, показывая, что вот он! Мой друг. Он сидит на большом подсолнухе. Папа каждый раз грустно улыбался и оставлял меня одну с зайчиком. После мы переехали. Я плакала. Долго, навзрыд, ведь любимые родители лишили меня друга. У меня не было никого. Я осталась одна. Мама пыталась меня успокоить, говорила, что в новом месте я найду новых, настоящих друзей. Но у меня уже был друг! И они увезли меня далеко-далеко от него.
Но… дружба – это ведь самое удивительное явление! Мой зайчик меня нашел. За много миль от старого дома, он сумел отыскать меня. Только теперь он был не в моей комнате, а на чердаке. Прятался от родителей. И я им не говорила, что он вернулся. Я врала, что в школе нашла подружку, что хожу к ней в гости, и мы чудесно проводим время. Ведь мама с папой считали странным – дружить с зайчиком. Но ведь более странно дружить с людьми? Зайчик – это маленькое, светлое существо. В нём нет ничего, кроме света и радости. А в людях есть грязь. Под разными масками они скрывают корысть, злость, ненависть… Почему мама с папой хотят, чтобы я дружила с ними? Я до сих пор не знаю.
Вскоре они узнали, что у меня нет подружки, что в школе я молча сижу за своей партой и являюсь предметом тревоги учителей и психиатра. Родители повели меня к другому доктору, вне школы. Мне не нравились наши встречи, ведь пока я сидела в мягком кресле, мой друг прятался на чердаке один.
Доктор пытался убедить меня, что нельзя дружить с зайчиком, что это не человек и даже не живое существо. Но это ведь глупость? Друга выбираешь ты сам. И всем остальным должно быть всё равно, кто он. Мой сосед – мальчишка-оборванец – дружит со взрослыми ребятами, которые часто прячутся за стенами школы и находятся в облаке удушающего дыма. Почему ему никто не говорит, что плохо дружить с такими? Я ведь знаю, что они ведут себя не хорошо. Почему же всем кажется странной и неправильной моя дружба с зайчиком? Доктор так и не дал мне точный ответ. Он полез в чужую дружбу, начал судить о ней так же, как и мои родители, а дать хотя бы один аргумент, доказывающий, что наша дружба – это плохо, не смог. Странный.
А однажды мне вновь пришлось переехать. Не в другой город, но в новый дом. И я уже жила без родителей. Хотя, почему жила? Я до сих пор здесь живу. Со мной делят комнату несколько девочек. Они странные. Одна, которая старше меня на год, всегда ходит с перебинтованными запястьями. Мне говорили, что она порезала себя из-за любви и теперь должна вместе со мной и другими детьми пожить немного в этом месте, чтобы любовь прошла, а раны зажили. Это для меня тоже странно. Учителя и знакомые мне говорили, что когда-нибудь я влюблюсь, и это будет самое прекрасное в мире чувство. Во многих книгах любовь восхваляют и превозносят до чего-то поистине необыкновенного. Так почему родители той девочки хотят, чтобы её любовь прошла? Разве есть плохая сторона любви? Тогда почему нам о ней не говорят? Лучше сразу говорить, что прекрасное чувство так же может причинить боль. Зачем обманывать и говорить, что лучше любви ничего нет? А потом забирать из дома девочку, которую просто не предупредили и не подготовили. Странно это. Очень странно. Но, может быть, я просто всего не понимаю? Я ведь ещё маленькая. Младше меня только моя вторая соседка.
Когда я её увидела первый раз, то подумала, что это маленький ангел. Только грустный. Будто всё счастье забрали и оставили ни с чем. Девочка всё время сидит на кровати и не встает, смотрит в одну точку. Я сижу рядом с ней. Я думаю, что её тоже разлучили с её зайчиком. И теперь она ждет. Так же, как и я в ненастную погоду. Я мечтаю познакомить её со своим другом. Мне кажется, что, только увидев его, она улыбнется. Но пока мы сидим с ней и смотрим на стену, молча поддерживаем друг друга. Так легче пережить разлуку с другом. Но иногда, я всё же оставляю девочку одну и иду гулять по коридорам нового дома, ищу своего зайчика. Ведь он может прятаться. Я хожу и заглядываю в комнаты других детей. Некоторые грустные, некоторые слишком веселые. Мне нравятся веселые. На них посмотришь - тоже хочется улыбаться. Они дают какую-то силу продолжать жить и бороться с людьми, которым не понравился наш мир, которые считают, что мы странные и неправильные всего лишь из-за того, что живем не в их рамках и устоях. Отвратительные эгоисты.
Каждый раз я возвращаюсь в свою комнату, так и не найдя своего зайчика. Я сажусь на свою постель и начинаю смотреть на стену и думать, мечтать. Мечтать о том, что скоро меня найдет мой друг, что мы снова будем вместе и вернутся те замечательные часы радости и счастья. Мы будем вместе. Я и мой настоящий друг.
читать дальшеВ столь ранний зимний час в Италии было относительно спокойно. «Относительно» - это потому, что есть в этой чудной стране маленький островок, где в одной из многочисленных комнат огромного здания происходило серьезное мероприятие. Босс варии, а по совместительству и просто Великий и Ужасный Занзас, сидел в своём кабинете (в той самой ячейке огромного здания – Варийской резиденции), скрестив руки на подбородке, и смотрел на своего подчиненного, а именно капитана всея Вария, и если брать ещё точнее, то Суперби Скуало. Вот и все присутствующие на данный момент. Скажете: «А что за серьезное мероприятие?». Да, сочетание слов Занзас, Скуало, запертая комната и «серьезное мероприятие» наводят не на те мысли (если вы понимаете, о чём я, дорогие любители соития двух потных мужчин). Но всё намного проще и приличнее. Суперби просто ржал. Вот так бросал взгляд на босса и в очередной раз складывался пополам, держась за живот. А Занзас молчал. Он неотрывно следил за своим капитаном и медленно, но от этого не менее верно закипал от злости. На маленьком, созданном кровожадным воображением Занзаса градусничке, где есть только три пометки: спокойствие, ненависть и *данное словосочетание вырезано цензурой, ибо это могут читать дети*, ртуть в своём столбике поднимается с первой отметки на вторую, и факт этого должен хоть как-то успокоить Суперби, но капитан давно уже закопал на заброшенном кладбище такое словосочетание, как «инстинкт самосохранения», когда ещё в детстве отказывался есть манную кашу. Уже около десяти минут Скуало надрывал живот и щеки, борясь с неистовствующим смехом. Для Занзаса такая реакция на его простую фразу: «Мусор, я боюсь своей жены» была не то что оскорблением, просто вопиющим преступлением! За которое он уже мысленно назначил обстрел из двадцати граненых стаканoв из толстого стекла.
Первый пошел.
Скуало вовремя согнулся в очередном приступе дикой ржаки.
Второй пошел.
А вот теперь он не вовремя выпрямился, и стакан угодил прямо в лоб. - Мусор, страх потерял? - П-ха-ха, - потирая ушибленную голову, отходил от смеха Скуало под угрожающий взгляд Занзаса и опасно поблескивающего в свете солнца стакан, - так, всё, я успокоился. - Да ну? - Ну да. - Итак, мой главный мусор, мусорка, мусорок… - Можно отставить любезности. Что вы хотели, мой господин? - У меня проблема. - Вы хотите об этом поговорить? – произнес голосом матерого психиатра Скуало и сел в небольшое креслице. - Да, мусор, хочу, - Занзас встал со своего места и задумчиво посмотрел в окно, - начну с самого начала. - Прошу, - великодушно махнул рукой Суперби и поблагодарил Бога, что его босс этого жеста не заметил. А тем временем Занзас думал, как начать свою исповедь. Он обдумывал слова, подбирал словосочетания, убирал маты – а это самая сложная часть – и многое другое. - Кхм, всё началось восемь месяцев назад, но этого я ещё не подозревал. Моя жена, падла такая, скрывала от меня эту новость в течение трех месяцев. И скажу тебе, успешно так скрывала. Вначале эта женщина отказалась пить шампанское на свой день рожденья. Заменила его соком. Ну, я был сама наивность, подумал, что всё вообще зае… кхм, всё вообще хорошо. Мне больше достанется. Да и негоже женщине пить. Потом был, да, был тот переломный момент, когда я должен был заподозрить неладное! Когда перед собранием мафиози, её вывернуло на изнанку, и моя рубашка приобрела не только необычное изображение, чем-то напоминающее обведенное мелом тело, но и ещё умопомрачительный аромат чего-то незабываемого! Не ржать! Но вскоре до меня начало доходить, что что-то тут не чисто. Сначала я смеялся над всё увеличивающимся животом, но после этот живот начал активно так меня прессовать и подрывать мой авторитет, как страшного босса. То ворвется в комнату, требуя пройти с ней курсы молодой мамы. Ты видел эти курсы? Это как идиот сидишь рядом, дышишь-дышишь, будто сам рожаешь. Ты представь меня в те минуты, хотя нет! Не смей, убью иначе! Заржал, скотина?! Нет? Учти, я за тобой слежу. Потом, значит, таскала она на эти курсы долго и упорно. Мыли мы какого-то механического пупса в воде. Ну, один раз сходили и хватит. Утопили мы… трёх «лялек». А что? Орало это чудище механическим голосом, я его в воду и опустил. Минут на пять. Только это не главное! Даже мои ночные вылазки в магазин за колбасой не так важны и ужасны. Хотя зимой в одних трусах, халате и тапочках лезть в окно с палкой колбасы в зубах было тяжело. Не смотри так ошарашено! Мало ли кто мог гулять ночью по коридорам. Я сохранял свой авторитет. Мда, хотя теперь мне кажется, что через пару часов, после того, как ты покинешь мой кабинет, все мусорки об этом прознают. Что мотаешь головой? Ты учти, если хоть кто-нибудь узнает, то к вечеру на заднем дворе появится горка земли и печальное надгробие. Догадываешься, с чьим именем оно будет? То-то же. Так, о чём это я? Ага, самое ужасное началось сегодня. Зашла, значит, эта бывшая Савада в моё рабочее логово, и заявила в преддверье праздника: «Никто пить не будет! Я так хочу». И битой своего хранителя так ненавязчиво покручивает. Я, конечно, повел себя как истинный мужчина, самец, сказал ей… «Как будет угодно, милая» и всё. Настал конец. - О-хо-хо-хо, попал, ой, попа-а-ал. Неуда-а-а-а-чник. А-ха-ха. - А ты не ржи, мусор. Пойми простую вещь – я не пью и ты не пьешь. - А-ха-кхе-кхе. Что-что? - А вот то, - повернулся лицом к Скуало Занзас, - в чём ограничили меня, в том ограничу вас. Наша ежегодная новогодняя пьянка, мой друг, под угрозой. - А давай свяжем эту бабу, запрем в чулане и… - Я тебя щас свяжу и запру, дебил длинноволосый! Это же женщина! Моя жена! Беременная! – громко перечислял Занзас, а потом в сторону тихо-тихо добавил, - а ещё она босс Вонголы и у неё куча собачек-хранителей, которые жопу мне надрать попытаются… пинцетом каждый волосок выдергивать будут. - Ну, тогда предлагаю взять хитростью! Заменим сок в пачках коньяком, будем распивать! Только надо тот, что Цуна не пьет. - Хм-м-м. Думаешь, мусор, думаешь. Хорошо, тогда возлагаю это на твои плечи, - сел на свой трон Занзас, - иди и исполняй. Помни, что не только для меня, но и для себя ты это делаешь. - Так точно, - впервые в жизни с энтузиазмом отозвался Скуало и покинул кабинет своего босса. Занзас откинулся на своём кресле, развернулся и вновь устремил свой взор в окно. Маленькие снежинки падали с неба, облака затянули голубой небосвод. За последние несколько часов Занзас сумел расслабиться, ведь его праздник практически спасён. Главное, что бы жена ни о чём не догадалась.